Книга Анахрон-2 - Елена Хаецкая

— Сколько, по-вашему, он еще протянет?

Федор Никифорович остановился и, подобно паровозу времен гражданской войны, выпустил едкое облако дыма прямо в лицо Сигизмунду.

— Не знаю! Не знаю я, Стрыйковский, сколько он еще протянет! Может быть, день! Может, десять лет! Ничего не знаю!

— Может, заинтересовать… власти… или банк какой-нибудь… все-таки исследования… — забормотал Сигизмунд.

— У властей денег нет канаву по-человечески выкопать. Все разворовано. А документации, между прочим, все равно никакой не осталось. Лавруша по своему ведомству все уничтожил. А Найденов — по нашему. Тю-тю, концы в воду. В прямом смысле.

— Так что же делать? — растерянно спросил Сигизмунд.

— Вы прямо как тимуровец: сразу делать. Сходите дров наколите… Ждать! Больше ничего не остается. Вы — наследник, других нет. Не родились.

В голове Сигизмунда вдруг мелькнула совершенно идиотская картина: он, Сигизмунд, голый, в кожаном фартуке и мастерком в руке, передает тайну Анахрона подросшему Ярополку… Масоны, блин.

— Ну хорошо, — сдался Сигизмунд. — Ответьте мне на прямой вопрос, НЕ ВИЛЯЯ: я смогу вернуть ту девушку?

Федор Никифорович посмотрел на Сигизмунда в упор и после краткой паузы ответил:

— Нет. Отсюда вы не можете ничего. Вы можете как рыбак в лодке сидеть и ждать — авось клюнет. Единственное что — рыбка ваша сорвалась, глядишь и всплывет.

— Это как? — не понял Сигизмунд.

— Кверху брюхом, — рассердился Федор Никифорович. — Неужто не понимаете? Хорошо, представьте себе генеалогическое древо. Огромное, разветвленное, с множеством ветвей. Представили?

— Представил, — угрюмо сказал Сигизмунд.

— Хорошо. Теперь представьте себе, что на этом дереве есть ветки, от которых не отходит новых ветвей. Так сказать, тупиковые.

— Представил.

— В теории Анахрона такие ветки соответствуют людям с малой «бытийной массой». Эти люди могут быть либо больны, нежизнеспособны, либо обречены в силу каких-то внешних факторов. Например, войны или просто личной склонности к риску. Эти люди — в тамошних условиях — не определяют будущего. Скажем, они не дадут потомства.

— Ну.

— Анахрон переносит любой объект, лишь бы он был подвижным и соответствовал заданным параметрам массы. Точнее, ПЫТАЕТСЯ перенести. Если объект обладает большой «бытийной массой», Анахрон не может его перебросить, и объект возвращается в изначальную точку.

— Живой? — ядовито поинтересовался Сигизмунд.

— Эта проблема не изучалась. Поскольку в ходе наших экспериментов изменений в историческом процессе не наблюдалось — это мы отслеживали специально — то, вероятно, все объекты возвращались назад живыми и невредимыми… Вы поймите, мы очень торопились. От нас требовали быстрых результатов. Время было такое…

— Угу, — сказал Сигизмунд. — И к чему вы это?

— Ваша девушка обладала малой «бытийной массой». Вероятно, в скором времени ей предстояло погибнуть. Поэтому Анахрон ее благополучно переправил.

— А почему, кстати, ее перенесло не в приемную камеру? — спросил Сигизмунд.

Федор Никифорович пожал плечами.

— В ходе экспериментов подобные сбои наблюдались. Возможно, сказалась расфокусировка… Радуйтесь, что она не оказалась в двадцати метрах над землей… или под землей. Ничего удивительного. После того, как мы установили терминал на канале Грибоедова, землю еще несколько раз тревожили. Прокладывали метро, сейчас новую линию тянут…

Сигизмунд сжал зубы.

— Продолжайте, пожалуйста.

Федор Никифорович глянул на него хитро.

— Заинтересовались? Ну так вот. В своем времени ваша девушка обладала малой «бытийной массой».

Сигизмунд вдруг вспомнил, что Лантхильда была близорука.

— Оказавшись здесь, — продолжал Федор Никифорович, — она… — Он замялся, подбирая слова. — Вы знакомы с мичуринской практикой? Черенок можно привить другому дереву… В нашем мире девушка была привита к новому стволу — и привита успешно. Вы говорите, она забеременела. В перспективе, судя по всему, у нее должно было появиться жизнеспособное потомство.

Сигизмунд яростно боролся с потребностью напасть на партийного старца и нанести ему увечье. «Жизнеспособное потомство»! Прямо как об овце рассуждает… Человек-винтик…

Если Федор Никифорович и подозревал о подавляемых порывах Сигизмунда, то виду не подавал. Продолжал невозмутимо:

— Таким образом, бытийная масса вашей подопечной резко увеличилась и — Анахрон не смог ее удержать. Вот тут-то и кроется, Стрыйковский, главная загадка… Не буду посвящать вас в теорию, это ненужно… Если воспользоваться грубой аналогией с удочкой, то рыба может сорваться с крючка. Это понятно. Но, будучи пойманной, снова самонасадиться на крючок, отправиться назад в воду и там отцепиться — такого просто не может быть. Поверьте, Стрыйковский, такого НЕ МОЖЕТ БЫТЬ. Все равно, что камень покатится вверх по склону горы.

— А дестабилизация Анахрона? Вы же сами говорили…

— Не городите чушь, Стрыйковский. Причем здесь дестабилизация?

Рыбка на крючке, стабилизация-дебилизация, бытийная масса… Блин!.. Сигизмунд не на шутку разозлился.

— Я не Стрыйковский! Морж моя фамилия! Сигизмунд Борисович Мо-орж!

Федор Никифорович хлопнул ладонью по столу.

— Пожалуйста, без истерик! Вы не у этого… как его… психоаналитика! Говорите, вы на машине? Поехали. Посмотрим место. Заодно хозяйство примете.

— Какое хозяйство? — ошеломленно спросил Сигизмунд.

— Ваше, товарищ Морж. ВАШЕ! Отныне — ваше. Спецовка у вас дома найдется?

— Скафандр, что ли?

— Неумно. Ватник есть, роба?

— Найдется. А мы что, прямо на зону? — глупо сострил Сигизмунд. — Номер там выдадут или здесь пришивать… из старой простыни… «Ща» там, цифирки…

Федор Никифорович на эту выходку не обратил внимания. Полез в кладовку, вытащил оттуда окаменевшие кирзовые сапоги и… синий зековский ватник без воротника. Затем со страшным лязгом извлек старые ржавые ограждения с привязанными загодя красными тряпочками. Такие ставят дорожные рабочие.

— Несите в машину, — приказал Федор Никифорович. Сигизмунд только подивился: вот ему, Сигизмунду, почти сорок лет, генеральный директор — и какой-то ветхий полузнакомый старец гоняет его как мальчишку! Но закалка у Никифоровича была, как говорится, стальная: возражать ему было не проще, чем едущему на тебя танку.

И прихватив ограждения с кумачовыми тряпками, Сигизмунд потащился во двор. Никифорович сказал ему в спину, что сейчас, мол, выйдет.

Ждать старика пришлось долго. Сигизмунд с угрюмством стал уже подумывать, не хватил ли дедка удар, когда рядом с машиной нарисовалась неприметная фигура. Ничто в этой фигуре не ласкало глаз. В ватнике и кирзовых сапогах, в мятой кепчонке и «беломориной» на губе Федор Никифорович как на родного брата походил на дядю Колю-водопроводчика.