Книга Дорога на Дамаск - Линда Эванс

— Отец научил меня африканским пляскам, а бабушка — греческим танцам, — сказала девушка. — Когда заканчивается страда, у нас в каньоне всегда ярмарки и танцы. Так отмечают конец сбора урожая фермеры на всем Джефферсоне. Это традиция, а мы любим традиции. Мы не только стараемся обрабатывать поля так же, как это делали наши деды, но и бережем их обычаи. До наших дней дошло много народных преданий, старинных танцев и ремесел. Мы стараемся сохранить языки, книги и музыку наших предков. Ведь мы, как и они когда-то, обрабатываем землю, которая кормит всю планету.

Саймон отложил палочку, о чем-то задумался и несколько мгновений молча смотрел куда-то во тьму. При этом у него был бесконечно одинокий вид.

— Это здорово, — наконец проговорил он, и Кафари различила в его голосе тоску. — А вот у меня никого нет. Я читаю книги по русской истории и слушаю русскую музыку, чтобы хоть так не утратить связь со своими предками, но мне не с кем об этом поговорить.

Кафари несколько мгновений колебалась, а потом решилась задать мучивший ее вопрос:

— А где ваши родные?

— Мои родители и сестра погибли во время войны с квернами. Других родственников у меня не было, и ничто не привязывало меня к одному месту. Наоборот, я постарался скорее покинуть свои родные края, где мы жили все вместе, и никогда туда больше не возвращаться. Мне было восемнадцать лет, и я поступил на курсы командиров сухопутных линкоров… Как это было давно! — пробормотал он, все еще вперив взгляд в темноту.

— И у вас никогда никого не было?

Услышав это, Саймон оцепенел, и Кафари беззвучно выругала себя последними словами за бестактный вопрос.

— Почему же… — тихо проговорил Саймон, — вроде бы кто-то был.

— На Этене? Этот человек тоже погиб?

Несколько мгновений Кафари думала, что Саймон ей не ответит, но в прохладе весенней ночи внезапно зазвучал его негромкий голос:

— Ее звали Ренни…

Слушая рассказ Саймона, Кафари догадалась, что он любил эту далекую теперь девушку, но не могла понять, как та могла в чем-то обвинять его. Братья Кафари тоже были погребены под обломками скал, рухнувшими со склона на их дом. Никто не сомневался в том, что скалы обрушились из-за попаданий снарядов «Блудного Сына», ведь там, где раньше был порог дома, из-под камней торчали обломки явакского денга. Но какая разница, чьи пушки погубили дом и его обитателей?! Кафари и в голову не приходило предъявлять претензии к своим защитникам за то, что их огонь случайно погубил несколько жителей каньона. Ведь не будь явакского нашествия, ее братья были бы живы и здоровы! Они погибли из-за яваков, а из чьего ствола вылетел погубивший их снаряд — не имело значения! Кафари попыталась растолковать это Саймону, который долго смотрел на нее.

— Вы удивительная девушка, Кафари! — наконец прошептал он.

— Ничего подобного! — замотала она головой. — У нас на Джефферсоне полно таких.

Саймон нежно погладил кончиками пальцев ей лоб, нос и щеки. От этого прикосновения у Кафари по коже побежали мурашки.

— У вас на Джефферсоне много очень разных людей, — с грустью пробормотал он и тут же с улыбкой добавил: — Надо перевернуть мясо, а то сгорит!

Кафари обрадовалась возможности прийти в себя после бури эмоций, нахлынувших на нее вслед за этим мимолетным прикосновением. Некоторое время царило молчание. Саймон переворачивал мясо, а девушка наблюдала за ним. Капельки жира шипели на огне. Им вторил шорох листьев на деревьях вокруг базы. Внезапно Кафари вспомнила, что с того момента, когда она торопливо проглотила обед в столовой общежития, прошло уже много времени. От запаха жареного мяса у нее потекли слюнки, но в этот момент на кухне раздался звонок таймера, и девушка бросилась вынимать подрумянившееся печенье из духовки. Кафари высыпала его с противня в большую миску, накрыла маленьким полотенцем и разыскала в холодильнике масло.

Конечно, у Саймона нет ни варенья, ни меда, но печенье наверняка и так ему понравится!

Саймон появился на кухне с мясом. Кафари выловила из кастрюли кукурузу, высыпала овощи в другую миску, и они с Саймоном сели к столу.

Саймон попробовал вино, одобрительно кивнул и только после этого наполнил стакан девушки:

— Ваше печенье выглядит очень аппетитно. А как оно пахнет!

— А как оно на вкус? — сказала Кафари, протягивая Саймону масло.

Тот разломил пышное печенье пополам, намазал его маслом, откусил кусочек и начал жевать. Внезапно его челюсти перестали двигаться.

— Вот это да! — закрыв глаза, простонал он.

— Никто еще не хвалил результаты моего труда так красноречиво! — с улыбкой сказала Кафари.

— Это не печенье, — наконец открыв глаза, сказал Саймон, — а настоящее произведение искусства.

— Благодарю вас, майор Хрустинов! — сказала девушка. — Кстати, а не перейти ли нам на «ты», а то у меня такое впечатление, словно я в школе на уроке хороших манер.

Саймон расплылся до ушей в улыбке:

— Ну на школьницу ты никак не похожа!

Наслаждаясь его улыбкой и светом глаз, Кафари действительно ощущала себя вполне половозрелой. Чтобы справиться с дрожью в коленях, она крепко сжала в руках нож с вилкой и сосредоточилась на мясе.

Отведав первый же кусочек, она прошептала:

— Вкуснятина!.. А что это за соус?

— Военная тайна, — улыбнулся Саймон. — Я обдумывал его рецепт в разгаре сражения, чтобы будущее не казалось совсем безрадостным.

— Да ты разбогатеешь, торгуя у нас этим соусом. Пусть твой линкор продает его в магазине!

Несколько минут оба молча воздавали должное ужину. Саймон выбрал в местном магазине прекрасное вино, а Кафари уже почти больше года не приходилось лакомиться домашней пищей. Чарующие звуки музыки только подстегивали ее аппетит. При этом все ее существо трепетало от близости Саймона, и девушка упивалась этим ощущением. Как здорово провести тихий вечер с таким потрясающим человеком, поговорить с ним, отведать приготовленных вместе кушаний!

Кафари обуревало желание как можно больше узнать о Саймоне. Ей хотелось, чтобы он все время ей улыбался, смотрел на нее своими бездонными глазами. Она стремилась понять, почему его глаза зачастую так печальны, что его радует и смешит. А сколько бы она отдала за одно прикосновение его рук!

Кафари еще никогда ни к кому не испытывала таких чувств, и это ее немного пугало. Раньше она даже не представляла, что такое возможно. Ей было страшно, она дрожала, и мысли ее разбегались в смятении. Неужели все это дремало в ней, ожидая того единственного мужчину, которому было суждено пробудить Кафари, или девушку так изменила война, затронувшая в ее душе струны, о существовании которых та и не подозревала.

Больше всего Кафари сейчас хотелось, чтобы Саймон снова к ней прикоснулся.

На десерт было мороженое, а потом они с Саймоном с удовольствием вместе мыли посуду. Когда все тарелки и кастрюли были чисты, крошки — сметены со стола и кухня вновь заблистала чистотой, Саймон налил еще вина, и они перешли в гостиную.