Книга Заговор - Сергей Шхиян

Следующее, что было необходимо иметь магу и волшебнику, это соответствующий антураж. Здесь возникли большие сложности. В Москве, как оказалось, не торговали черными плащами с нашитыми на них золотыми звездами, конусными колпаками звездочетов и прочей мистической дребеденью, о которой я имел смутное понятие из детских книжек и фильмов. Пришлось искать портного, который под моим личным руководством взялся бы выполнить такой своеобразный заказ.

На мое счастье, в тех же Охотных рядах мне рекомендовали немца, занимавшегося пошивом европейского платья. Немец оказался понятливым и обещал все сделать быстро и качественно. Не знаю, что он подумал о странном московите, делающим такой опасный заказ, но хорошие деньги заставили его отнестись ко мне дружески и с пониманием. Отрегулировав, таким образом, организационные вопросы, я направил копыта своего верного скакуна в Замоскворечье. По собственному генеральному плану я перед началом предприятия собирался обследовать вражескую территорию на предмет незаконного туда проникновения и наметить возможные пути для срочного отхода. В таких случаях всегда лучше проявить излишнюю осторожность.

Мы с донцом медленно объезжали квартал, который занимала объединенная купеческая усадьба. План у меня был прост: по моему глубокому убеждению, в нашей стране в принципе не может существовать забор, в котором не было бы удобной дыры. Не станет русский человек, привыкший ходить исключительно кривыми тропинками и тернистым путями, обходиться без короткого пути между двумя точками, одна из которых уютный кабак с напитками на вынос.

Однако, на первый взгляд, ни одной достойной внимания щели в капитальной ограде не наблюдалось. Тогда я решил не тратить зря силы на поиски тайного лаза, а пустил донца пастись у искомого забора, а сам присел на бревнышко в непосредственной близости от питейного заведения. На покупку рафли и заказ костюмов у меня ушло больше половины дня, так что момент был самый подходящий для приятного послеобеденного отдыха.

Солнце медленно перемещалось к западу, как и люди в сторону кабаков. Когда на фоне глухого забора практически из пустоты возник первый обитатель имения, я прозевал, но второго, уже зная куда смотреть, не пропустил. Он вдруг встал во весь рост в густом бурьяне, небрежно отряхнул запыленные на коленях портки и заспешил мимо меня в кабак. Я сделал вид, что не обращаю на него внимания, но постарался запомнить в лицо, рассчитывая, если удастся, свести полезное знакомство.

Вскоре новая персона показалось теперь уже из зарослей кустарника. Причем проявилась она значительно ближе к приятному заведению, чем первые Двое. Этот представитель московского холопства понравился мне еще больше, чем давешние. У него было лукавое лицо и ищущий взгляд. Когда он не спеша проходил мимо, наши взгляды встретились, я ему улыбнулся, и он тотчас остановился как вкопанный.

— Жарко нынче, — сказал лукавый холоп, разглядывая меня с не меньшим интересом, чем я его.

— Середина лета! — в свою очередь поведал я ему не менее глубокую истину.

Мы помолчали, нежно, улыбаясь друг другу. Симпатия, возникшая с первого же взгляда, быстро укреплялась. Моему собеседнику было лет примерно столько, сколько и мне, и интересы друг к другу у нас были хоть и разные, но обоюдные.

— Твоя лошадь? — спросил холоп просто для поддержания разговора.

— Хозяйская, — ответил я, чтобы не обнадеживать его своими несметными богатствами и не смущать социальным неравенством.

— А здесь, — перешел он к содержательной части разговора и кивнул на кабак, — медовуха хорошая. Любишь медовуху?

— Нет, я больше водку уважаю, — приветливо ответил я, держа за пазухой коварный замысел не светиться пред обитателями имения и упрочить наше знакомство в стороне от территории вдовы.

— Кто же ее не уважает! — грустно сказал он. — Только она и стоит дорого!

— Ну, если водка свежая, то я за ценой не постою, есть здесь в округе хорошая?

— Как не быть, — ответил он, прикидывая, что я имею в виду, просто спросить дорогу или взять его в провожатые. — Есть такая, что слаще меда!

— Далеко? — поинтересовался я.

— Отсюда не видно, — ответил он, явно не желая даром отдавать ценную информацию. — Ты сам не найдешь, если хочешь, могу показать дорогу, только…

Я понял недоговоренность и предложил:

— Может, составишь компанию?

— Я бы с радостью, только, — он красноречиво похлопал себя по карманам, — у меня и на медовуху-то нет, не то, что на водку.

— Ладно, я угощаю, потом как-нибудь сочтемся.

Симпатяга вытаращил на меня глаза, словно увидел привидение, потом просиял:

— Я с утра чувствовал, что нынче со мной что-то случится. Сон такой видел, что снилось, не помню, но что-то очень хорошее.

— Тогда чего мы ждем, пока водка прокиснет? — спросил я. — Садись за спиной, показывай дорогу, у меня самого с утра во рту капли не было.

Я сел в седло, новый знакомый ловко вскарабкался на круп донца и торопливо огрел его пятками:

— Давай родимый, не понимаешь, душа горит!

Донец недовольно махнул головой, возмутившись таким фамильярным обращением со своими боками, и неспешно двинулся к вожделенной цели.

Русское застолье не хуже всяких прочих, имеет свои особенности, скрытые мотивы и законы. Начало его, в отличие, скажем, от грузинской болтливости, состоит в лихорадочной поспешности и немногословности. Оно лапидарно, точно направлено на одну цель, потому праздному зрителю может показаться не очень красочными театральным. Зато содержит много внутреннего напряжения и скрытой динамики. Словно сжимаемая пружина, застолье копит энергию, позже готовую каждую секунду распрямиться и превратиться во что-нибудь необыкновенно прекрасное или ужасно безобразное. Вот тогда и только тогда, станет до конца понятно, что таилось на дне первых двух-трех поспешно выпитых без закуси стаканов: добрые намеренья, злой умысел, мелкое жлобство или истинное величие души.

«Что у трезвого на уме, у пьяного на языке», — учит народная пословица. А на уме у нас всегда столько всякого, что никакой язык, даже пьяный, не может передать сложную гамму внутренних переживаний, обид, высоких порывов и низменных устремлений. Осознавая собственное несовершенство, мы потому и пьем водку, что пытаемся хоть как-то приблизиться к абсолютному идеалу, но не всегда находим к нему правильный путь. Большей частью и вовсе его не находим, а просто теряемся на полдороге. Тогда мы пытаемся не потерять лицо и требуем у окружающих к себе законного уважения. А вслед за этим нас часто ждут пустота и забытье, когда душа и тело начинают жить как бы сами по себе. Душа рвется в высокие сферы, стремится соединиться с космосом, а тело вытворяет такие безобразия, что потом и вспоминать об этом не хочется.

— Выпьем, друг Митя, за наше знакомство, — предложил я первый тост своему новому знакомому. Мы с ним прочно расположились в невзрачном с виду, но чистом внутри кабаке, славящемся своей отменной водкой. Мы сидели за почерневшим от времени и пролитых напитков столом и готовились наслаждаться жизнью.