Книга Возвращайтесь, доктор Калигари - Дональд Бартельми

Тут зазвонил телефон, и Алисон сняла трубку.

ВЕРНУВШИСЬ В ГОСТИНУЮ, АЛИСОН ЗАМЯЛАСЬ

После чего сказала: Это какая-то девушка, тебя.

Как я и подумал, то была Амелия. Я рассказал ей о болезни Дэна. Она очень расстроилась и спросила, не кажется ли мне уместным, если она съездит в больницу.

МГНОВЕНИЕ НЕРЕШИТЕЛЬНОСТИ, ЗА КОТОРЫМ ПОСЛЕДОВАЛО МУЧИТЕЛЬНОЕ МОЛЧАНИЕ

Ты не думаешь, что это будет уместно, сказала Амелия.

Нет, Амелия, сказал я честно, не думаю.

Тогда Амелия сказала, что подобное указание на ее незначительный статус во всей нашей жизни не оставляет ей ничего для ответа.

РАЗГОВОР ЗАВИС

Чтобы приободрить ее, я сказал, что навещу ее в ближайшем будущем. Это ей понравилось, и диалог завершился на теплой ноте. Однако я знал, что Алисон начнет задавать вопросы, и вернулся в гостиную с некоторой тревогой.

ЛАКУНА, ЗАПОЛНЕННАЯ СОМНЕНИЯМИ И ПОДОЗРЕНИЯМИ

Но тут внутрь ворвались пилоты Джордж и Сэм с поистине хорошими вестями. Они узнали о болезни Дэна по радио, как они сказали, и, преисполнившись заботой, прилетели прямо в больницу, где узнали, что Дэну промыли желудок, и все стало хорошо. Дэну полегчало и он отдыхает, сказали Джордж и Сэм, и примерно через неделю сможет вернуться домой.

О Питер! довольным макаром воскликнула Алисон, наше суровое испытание завершилось. Она самозабвенно поцеловала меня, а Джордж и Сэм пожали руки друг другу и Эндрю, Падле и Шибздику, которые только что вернулись из больницы. Чтобы отпраздновать, мы решили все вместе слетать в Лондон и Рим на реактивном «Виконте», который я купил за неразглашаемую сумму и на котором Сэм, по его собственным уверениям, умел летать очень хорошо.

Золотой дождь

Поскольку нужны были деньги, Питерсон откликнулся на объявление, в котором говорилось: «Мы вам заплатим за выступление на телевидении, если ваши убеждения достаточно глубоки, а личный опыт отдает чем-то необычайным». Он набрал номер, и ему велели явиться в кабинет 1551 Грейбар-билдинга по Лексингтон-авеню. Так он и сделал и, проведя двадцать минут с мисс Древ, спросившей, подвергался ли он когда-нибудь анализу, был допущен до программы под названием «Кто я?».

– В чем вы располагаете глубокими убеждениями? – спросила мисс Древ.

– В искусстве, – ответил Питерсон, – в жизни, в деньгах.

– Например?

– Я убежден, – сказал Питерсон, – что обучаемость мышей можно снизить или повысить, регулируя количество серотонина у них в мозгу. Я убежден, что у шизофреников выше встречаемость необычных отпечатков пальцев, включая линии, образующие почти замкнутые круги. Я убежден, что сновидец смотрит во сне сон, двигая глазами.

– Как интересно! – воскликнула мисс Древ.

– Все это есть во «Всемирном альманахе», – ответил Питерсон.

– Я вижу, вы скульптор, – сказала мисс Древ. – Это чудесно.

– Какова природа программы? – спросил Питерсон. – Я никогда ее не смотрел.

– Позвольте мне ответить на ваш вопрос другим вопросом, – сказала мисс Древ. – Мистер Питерсон, вы абсурдны?

Ее гигантские губы были измазаны сияющим белым кремом.

– Прошу прощения?

– Я имею в виду, – убедительно продолжала мисс Древ, – расцениваете ли вы свое существование как дармовое? Ощущаете ли вы себя de trop[16]? Присутствует ли тошнота?

– У меня увеличена печень, – предположил Питерсон.

– Это превосходно! – воскликнула мисс Древ. – Это очень хорошее начало! «Кто я?» пытается, мистер Питерсон, обнаружить, кто люди есть на самом деле. Люди сегодня, по нашим ощущениям, прячутся в себе, отчужденные, упавшие духом, они живут в муках, отчаянии и неверии. Зачем нас бросили сюда и покинули? Вот вопрос, на который мы стараемся ответить, мистер Питерсон. Человек стоит в одиночестве посреди стертого анонимного пейзажа, боясь и трепеща, его тошнит до смерти. Бог мертв. Повсюду сплошное ничто. Ужас. Разобщенность. Конечность. «Кто я?» подходит к этим проблемам коренным, радикальным образом.

– По телевидению?

– Нас интересуют основы, мистер Питерсон. Мы не шутки шутим.

– Понимаю, – сказал Питерсон, не забывая о сумме гонорара.

– А теперь я хочу знать вот что, мистер Питерсон: вас интересует абсурд?

– Мисс Древ, – сказал он, – сказать вам по правде, я не знаю. Я не уверен, что убежден в этом.

– О мистер Питерсон! – воскликнула шокированная мисс Древ. – Не говорите так! Вы будете…

– Наказан? – предположил Питерсон.

– Вас абсурд, может, и не интересует, – твердо сказала она, – зато вы очень интересуете абсурд.

– У меня много проблем, если это вам поможет, – сказал Питерсон.

– Для вас проблематично существование, – с облегчением произнесла мисс Древ. – Гонорар – двести долларов.

– Меня покажут по телевизору, – сказал Питерсон своему галеристу.

– Вот стыдоба, – отозвался Жан-Клод. – Избежать никак нельзя?

– Неизбежно, – сказал Питерсон, – если я хочу есть.

– Сколько? – спросил Жан-Клод, и Питерсон ответил:

– Двести.

Он оглядел галерею – не выставлены ли хоть какие-то его работы.

– Смехотворная компенсация, учитывая дурную славу. Ты будешь под своим именем?

– А ты случайно…

– Никто не покупает, – сказал Жан-Клод. – Дело, без сомнения, в погоде. Люди мыслят в категориях… как ты называешь эти штуки? – ХристоПосудин. В которых можно плавать. Ты не обдумаешь еще раз то, о чем я с тобой уже говорил?

– Нет, – ответил Питерсон. – Не обдумаю.

– Два маленьких пойдут гораздо, гораздо быстрее одного большого и огромного, – сказал Жан-Клод, отводя взгляд. – Распилить пополам – дело ведь нехитрое.

– Предполагается, что это произведение искусства, – сказал Питерсон как можно спокойнее. – Ты не забыл еще: произведения искусства пополам не распиливают?

– Там, где можно сделать распил, – сказал Жан-Клод, – там не очень трудно. Я могу двумя руками обхватить. – И он свел пальцы обеих рук в кольцо для наглядности. – Всякий раз, когда я смотрю на эту работу, я неизменно вижу две. Ты абсолютно уверен, что в самом начале твой замысел был верен?

– Абсолютно, – ответил Питерсон.

Ни одна из его работ выставлена не была, и печень его раздулась от гнева и ненависти.

– У тебя весьма романтичный импульс, – сказал Жан-Клод. – Позицией я смутно восхищаюсь. Ты слишком начитан в истории искусств. А она отчуждает тебя от возможностей достичь аутентичной самости, имманентной для нынешнего века.