Книга Жизнеописание Хорька - Петр Алешковский

Жара стояла несусветная, дождей не было давно. В лесу зависла духота, болота парили, а многие уже и пересохли. В борках хвоя шелестела под ногами, как бумага. Сильно пахло смолой, и этот главный здесь запах забивал остальные. В сухом безветрии была одна страшная сила, коей он боялся, – огонь, а потому костры закладывал маленькие и тщательно заливал-затаптывал за собой кострища. Сойки и вороны часто увязывались за ним, оповещали всех обитателей о приближении человека, но он не таился, шел уверенно и ходко, лишь при случае стреляя глупых рябчиков на прокорм. По его расчетам, оставался день-два, он начал уже узнавать окрестности: длиннющее желтое болото, не опасное, он переходил его поперек; озерко как блюдечко, озерко побольше с островком посередине – он был почти у цели. Опять время и свобода стали бесконечны, принадлежали ему, и только ему, и Хорек во все глаза глядел по сторонам, радостно отмечая цвирканье белки, стрекот мамаши-рябухи, скликающей выводок, ловил звуки тяжелоперого хлопанья – взлеты жирующего глухаря.

Около очередного озерка, наломав лапника, устроил себе последнюю лежанку, запалил костерок, жарил на угольях рябчиков, глядел в небо, на медленные, застывшие облака. Он чувствовал себя здесь дома и не мог уже взять в толк, какая такая Сила все же согнала его отсюда и зачем следовало ему опять оказаться в городе. То, что Сила была, – он помнил, он ощущал Ее и теперь разговаривал с Ней? с Ним? О чем? Да ни о чем – о чем-то...

3

Посреди ночи Хорек проснулся – никогда еще не чувствовал он столько тревоги, прямо-таки разлитой вокруг. Серое, безмолвное, запечатанное свинцовыми пломбами небо, странная гнетущая жара, и запах стоял не обычный, смолистый, а какой-то мешаный, и туман завис над дальним лесом. Скоро он догадался, что то не туман, – далеко, где-то в районе его озера, полыхал лесной пожар, – дым обволакивал горизонт, поднимался к небу, мешался с ночным серым воздухом, ноздри стали различать уже тонкий запах гари. Следовало спешно уходить, но куда?

Он влез на высокую ель и с верхушки разглядел только клубы дыма – весь север, запад и восток были охвачены пламенем, и оно, похоже, двигалось сюда, так как вдруг он заметил стадо оленей, бегущих через болото прямо на него, на юг.

Здесь, на верхушке дерева, гулял ветерок – северный ветерок, постепенно набирающий силу, и, зная эти места, Хорек предположил, что к утру ветер окрепнет, а значит, и огонь пойдет быстрее.

Хорек слез с елки, на всякий случай затоптал костер – он решил бежать к озеру с островком посередке – там огонь был бы не страшен. Остаток ночи он прошагал быстро, почти бежал: борками, через болотца, и часто стороной его обгоняли летящие в испуге птицы. Спасались все без разбору, лес вокруг шуршал от копыт, коготков, наполнился хлопаньем крыльев – огонь, судя по всему, шел по пятам.

Ветер действительно окреп, и уже явственно потянуло гарью, жженой смолой, и он прибавил шагу. Хорек уже несся, не разбирая пути, по кочкам, по рытвинам, спотыкаясь и вскакивая, паника природы передалась ему.

Впереди замаячило большое длинное болото, и на нем он увидал вдруг исполинского лося. С испугу зверь показался больше того, прошлогоднего. Лось отдыхал, вполоборота развернувшись к северу, к надвигающемуся пламени, к спешащему Хорьку – ноздри его бешено раздувались, видно, бежал он долго, и умные, грустные глаза, казалось, глядели прямо на человека. Хорек перезарядил ружье, загнал пулевой патрон, второй сунул в карман и с криком бросился на прогалину. Лось вздрогнул, очнулся и бесшумно истаял на длинных своих ногах в гуще леса. Кажется, он тоже держал путь к озерцу, во всяком случае, Хорек поспешил за ним и скоро вышел на пустое пространство, на еще одно болото, в центре которого лежало спасительное озерцо. Он рванул к нему не разбирая дороги и, когда обернулся назад, увидел дым в полукилометре. Подойдя почти вплотную к берегу, он понял, к своему ужасу, что из затеи ничего не выйдет. Кочковатое болото кое-как держало человека, но по приближении к воде становилось все более и более опасным – Хорек проваливался уже по колено, по пояс – у самой воды была трясина, и спасительный островок с жидкими корявыми сосенками оказался недосягаем. Все же здесь было много воды, слишком даже много, и он наконец упал на какой-то бугорок, чтоб отдышаться. Он совсем выбился из сил, лег грудью на сухую колючую осоку, грязный, мокрый наполовину, и потом только расстелил ватник, подложил под спину рюкзак и, кое-как устроившись на махоньком пятачке, повернулся лицом к наступающему огню.

Сперва натянуло дыма. Он стлался по земле, летел какими-то рваными тряпками по воздуху и скоро повалил как из трубы – сосны и ели в лесу едва маячили. И вдруг, как по мановению, исчез. Хорек услышал треск пламени и заметил огненную полосу – она бежала по низу, по хвое, как бесконечно извивающийся лисий хвост. Завороженно следил он за низовым пожаром, а тот скакал, веселый и ненасытный, как в детстве скакал огонь по тополиному пуху, что дети поджигали на улицах города в июне, – желто-оранжевая, на вид безопасная змейка. Вот она перекатилась через овражек, вползла в борок, из которого он выскочил на болото по лосиным следам, и вдруг, в непередаваемо быстрое мгновенье, огонь расширился, взвился, сделал мощный хлопок и... какие-то секунды деревья стояли, как Неопалимая Купина, в нимбах беснующегося пламени, но тут же, не выдержав разрушительного жара, запылали кроны, как адские свечки, выстреливая вверх, в небо, и там ветер гнул пламя и гнал его дальше, мимо укрывшегося на болоте Хорька.

Мимо – легко сказано. Пламя и правда перемахнуло болото, слизало следующий борок, унеслось рекой дальше, но огонь, сам пожар, еще только разгорался – по-прежнему полыхали, уже чадно, дымно, деревья, и вся округа вмиг оказалась завалена черной сажей и пеплом. Невыносимо накалившийся воздух заставил Хорька вжаться в кочку, к проступающей воде, но это мало спасало – огонь был уже повсюду: стреляя, горела осока, начал дымиться ватник и одежда, и тогда Хорек выхватил из рюкзака манерку и принялся цедить грязную болотную жижу и обливать ею себя с головы до ног. Манерка наполнялась медленно – он ползал вокруг своего пятачка по хлюпающей, ходящей ходуном трясине, потеряв испуг, отыскивал углубления с водой, черпал, поливал себя, но вода мгновенно испарялась – от дыма он задыхался и едва не терял сознание.

В какой-то момент Хорек поглядел в сторону озера, и, о чудо, на островке стоял тот исполинский лось, стоял пригнув голову к земле и, кажется, наблюдал за его судорожными метаньями. Как он попал туда? Зашел ли с другой стороны, знал ли тропинку – ясно было одно – там, среди воды, все ж было много лучше и надежней, и Хорек ему позавидовал.

Так ползал он часа два-полтора, потому как за первым валом огня накатил второй, дожравший незахваченные останки, а за ним поползли огоньки, ручейки пламени, подлизывающие, аккуратно добивающие все живое уже вконец.

Пожар продолжался весь день, всю ночь – Хорек, абсолютно измотанный, то приникал к своему бугорку, то, сгоняемый жаром, начинал ползать кругами и только где-то под вечер, когда адское пекло переместилось, ушло прочь, уткнулся в свою натоптанную лежанку и впал в забытье. Последнее, что он отметил, был лось, стоявший уже прямо и по-прежнему глядящий на него.