Книга Буденный - Борис Соколов

Это был колоссальный удар для Вооруженных сил на Юге России. Правда, 7 февраля добровольцами был взят Ростов, но какое это могло иметь значение, когда не была разбита живая сила противника и конница Буденного заходила далеко в тыл со стороны Торговой – на Тихорецкую, когда фронт и тыл были потрясены тем уроном, который понесла от морозов донская конница.

Непосредственно после рейда, когда конница Павлова отдыхала в районе станции Атаман, я был на этой станции и беседовал с казаками и офицерами. Ужасом веяло от рассказов участников этого похода. Четыре дня шла донская конница по безлюдным степям. В 24-градусный мороз с сильным ветром буквально негде было остановиться и укрыться от холода. Ночевали в необитаемых зимовниках донских коннозаводчиков, причем один зимовник из нескольких избушек приходился на целую дивизию. Лишь немногим счастливцам удавалось попасть под крышу. Остальные ютились возле заборов и своих лошадей. Даже для костров не было топлива.

– Последнюю ночь, – рассказывали мне участники рейда, – мы стояли под Торговой. Большевики энергично обстреливали нас, но пули никого не пугали. Страшнее был мороз. Тысячи обмерзших остались позади нас в степях. Их засыпала уже метель. Уцелевшие жались возле своих лошадей. Стоишь пять-десять минут. Чувствуешь, что начинаешь дремать, что засыпаешь, падаешь… Еще несколько минут – и уснешь вечным сном. Встряхнешься. Подойдешь к соседу – видишь, что и он замерзает. Что делать? Бросаешься на него, падаем вместе на снег… Начинаем драться самым настоящим образом. Отогреешься и… как будто минут на пятнадцать-двадцать легче станет.

После этого кошмарного похода тысячи обмороженных были свезены на станцию Атаман и за неимением даже теплушек были посажены на открытые платформы. Мороз по-прежнему доходил до 25 градусов. Между тем на фронтовой линии (Батайск – Торговая) за отсутствием паровозов почти совершенно замерло железнодорожное движение. Целый день прождали обмороженные паровоза. Не дождались и… поползли по своим отдыхавшим после рейда в окрестностях станции частям».

Сам Буденный вспоминал: «Жуткую картину представляла степь, усеянная сотнями убитых и замерзших белоказаков. Среди брошенной артиллерии и пулеметов, зарядных ящиков и разбитых повозок лежали замерзшие люди и лошади. Одни замерзли, свернувшись в клубок, другие на коленях, а иные стоя, по пояс в снегу, рядом со своими застывшими лошадьми… Белые потеряли убитыми и замерзшими до пяти тысяч человек и две тысячи триста лошадей».

В войсках Деникина, деморализованных осенне-зимними поражениями, начались разногласия и раздоры. Кубанцы уже не испытывали теплых чувств к добровольцам, донцы подозревали кубанцев в большевизме, Сидорин и Павлов, имея в тылу Буденного, торопились сами бросить донскую конницу ему в тыл, не учитывая, что в голой степи в 25-градусный мороз насмерть померзнут и люди, и лошади. В результате отборная донская конница больше половины своего состава потеряла от морозов, а не от буденновских шашек. В итоге задержку конармии у батайской пробки белые толком использовать не сумели. Буденный же действовал против Павлова вполне грамотно, в степь не углублялся, держался населенных хуторов и станиц, вынудил противника ночевать в чистом поле и в конечном счете разбил лучшую донскую конницу.

После этого Конармия разгромила конницу белых в районе станиц Среднеегорлыкская и Егорлыкская в крупнейшем кавалерийском сражении Гражданской войны в период с 25 февраля по 2 марта 1920 года. Буденный перерезал железную дорогу у разъезда Горький и атаковал врага с тыла, полностью вырубив элитный офицерский полк. «Дух был потерян вновь», – писал Деникин об этом сражении. После этого Вооруженные силы Юга России безостановочно откатывались до Новороссийска. Остатки беспорядочно эвакуировались в Крым, где Деникина на посту командующего сменил Врангель.

Успешные действия Первой конной и других красных частей окончательно обезопасили Советскую республику от наступления белых и приблизили окончание Гражданской войны. Понимая это, в Москве устроили триумфальный прием Буденному и другим красным командирам. 5 апреля личный вагон командарма посетили поэт Демьян Бедный и певец Федор Шаляпин. Буденный угостил их шампанским, которое закусывали донским салом. Шаляпин с бокалом шампанского в руке говорил:

– Скажите, Семен Михайлович, почему белые боятся вас как огня. Человек вы среднего роста, веселый, даже добрый. Шампанского не пожалели. А то вот Михаил Иванович Калинин водил меня по кремлевским подвалам. Этому вину, говорит, из царских запасов, десять лет, этому – сто. Я – ему: «Так дайте же отведать!» А он: «Нет, нельзя, это народное добро». Подумайте, какой скряга!

После этого музыканты Конармии исполнили «Марш Буденного» и частушки, восхитившие Шаляпина. Великий певец тут же исполнил арию из «Бориса Годунова», причем армейские умельцы аккомпанировали ему на баяне. Так, под шампанское с салом, происходило встраивание Семена Михайловича, еще недавно бывшего вождем полудикой партизанской вольницы, в политическую систему молодого Советского государства.

Глава четвертаяДЕЛО ДУМЕНКО

Пока Конармия сражалась с белыми на Дону и Маныче, рядом с ней развертывались драматические события, связанные с судьбой бывшего начальника Буденного Бориса Думенко. В ночь с 23 на 24 февраля 1920 года по приказу члена РВС Кавказского фронта И. Т. Смилги его арестовали вместе со штабом Сводного кавалерийского корпуса. Поводом послужило недавнее (2 февраля) убийство комиссара корпуса Микеладзе и других коммунистов, а также утверждение, будто Думенко склонял Буденного к совместному выступлению против большевиков. Думенко был судим трибуналом и расстрелян в Ростове 11 мая 1920 года. В основу приговора легли, как тогда говорили, «совесть судьи и революционное правосознание». 27 августа 1964 года приговор Ревтрибунала республики от 5–6 мая 1920 года по делу Думенко и его товарищей был отменен и дело было прекращено за отсутствием в действиях осужденных состава преступления. Но еще в 1967 году А. И. Микоян признавался писателю Юрию Трифонову: «Знаю, что два человека – Ворошилов и Буденный – против реабилитации. Это была вражда между военными… Это бывает часто… Они до сих пор не могут примириться».

Какие же улики были предъявлены Думенко на суде? Его обвиняли в том, что он публично надевал офицерские погоны. На этом настаивал Буденный, хотя отмечал при этом, что Борис Мокеевич, скорее всего, самозванец и офицером никогда не был. В белых газетах утверждали: «Думенко в среде большевистских вождей – далеко незаурядная личность, один из немногих самородных талантов». Такая похвала со стороны врага могла быть при желании расценена трибуналом как попытка переманить комкора на сторону белых. Что касается самого убийства Микеладзе, то вначале было заявлено, что его застрелил сам Думенко, когда комиссар попытался пресечь дикую пьянку в штабе корпуса. Эта версия быстро рассыпалась – свидетелей не нашлось, к тому же убитый был другом Думенко и совсем недавно торжественно вручал ему партбилет. В итоге следствие пришло к выводу, что «военком Микеладзе был убит неизвестным ординарцем штаба конного корпуса, но подстрекателями и прямыми укрывателями убийцы являются комкор Думенко и его штаб». Еще до этого присланная РВС комиссия подвела итог: «Думенко и его штабные чины своей деятельностью спекулируют на животных инстинктах массы, пытаясь завоевать себе популярность и поддержку тем, что дают полную волю в поощрение грабежам, пьянству и насилию. Злейшими их врагами является каждый политработник, пытающийся превратить разнузданную и дикую массу в регулярную дисциплинированную и сознательную боевую единицу».