Книга Убийственное совершенство - Питер Джеймс

Когда я была беременна Галлеем, у меня не было никаких странных пристрастий в еде, которые вроде бы возникают у многих женщин. Но сейчас этот замороженный горошек просто сводит меня с ума! Я просыпаюсь среди ночи, иду к холодильнику и засовываю в рот горсть замороженного горошка. Ирвин водил нас в «Айви» вчера вечером, и я устроила там настоящее представление. Мне удалось убедить официанта, что да, я говорю абсолютно серьезно и хочу сделать дополнительный заказ — замороженный горошек. И мне его действительно принесли — на блюде с крошеным льдом, как будто это устрицы или что-то в этом роде.

Может, у меня просто крыша едет?

31

За такой дом можно отдать полжизни, подумала Наоми, сидя в шезлонге возле выложенного мрамором бассейна Ирвина и Лори Шапиро. На небе не было ни облачка, солнечные лучи ласкали кожу.

Было воскресенье. Полдень. Ирвин повез Джона в клуб, сыграть партию в гольф, и Наоми радовалась, что Джон хоть немного побудет на воздухе и отвлечется от проблем. Он явно переживал сильный стресс; всю ночь напролет ворочался с боку на бок, плохо спал, и ему было трудно сосредоточиться днем. Джон был растерян и, казалось, с трудом соображал, что ему делать, и это пугало Наоми. Раньше он всегда был так уверен в себе. Может быть, немного закрыт, немного погружен в собственный мир, но внутренней силы ему было не занимать.

Две дочки Шапиро, Чейз и Бритни, плескались в бассейне, играя с надувным креслом. Шестилетний Купер искал жуков в живой изгороди, окружавшей патио. Он был ровесником Галлея, родился всего на три недели позже. Если бы Галлей был жив, грустно подумала Наоми, сейчас он мог бы быть здесь. Охотился бы на жуков вместе с Купером, в слишком большой для него шляпе и с бамбуковой палкой в руках.

— Выходим через десять минут, — окликнула ее Лори.

Они собирались на ланч в «Барниз», вместе с еще одной подругой Лори. Наоми неохотно поднялась с шезлонга и вошла в дом. В огромной гостиной, совмещенной с кухней и столовой — открытая планировка! — как всегда, работал телевизор. Экран показывал роскошный дом в колониальном стиле, окруженный полицейской оградительной лентой, кучу патрульных машин и «скорых» и мрачного полицейского, который рассказывал что-то журналистам.

— Это ужасно. — Лори оторвалась от списка неотложных дел, которые она обсуждала со своей горничной-испанкой. — Ты не смотрела?

— Нет. Что случилось?

— Иди переодевайся. Я расскажу тебе в машине.

Двадцать минут спустя они сидели в черном «мерседесе»-кабриолете Лори.

— Убиты? Вместе с детьми? — переспросила Наоми.

— Да. — Лори остановилась на светофоре на выезде из Колдуотер-каньон. — Хочешь, проедем мимо твоего дома? Посмотрим, может, психи уже убрались?

— А у нас есть время? — Наоми ощутила какой-то невнятный страх.

— Есть, конечно. Мэрилин всегда опаздывает минимум на полчаса.

— Ну, давай, — неуверенно согласилась Наоми. Каждое утро она доезжала до конца своей улицы и обнаруживала, к собственному ужасу, что странные типы с плакатами были все еще там. У Лори и Ирвина она чувствовала себя гораздо спокойнее. У них были ворота с электрическим приводом, камеры наружного наблюдения и знаки «вооруженный отпор». — А что именно произошло?

Загорелся зеленый. Лори повернула и поехала вниз по Сансет-бульвар.

— Этот парень, Марти Боровиц, был очень богат. Ирвин как-то встречался с ним. Он владел сетью торговых центров и вдобавок сетью мотелей. Его, его жену и двоих их детей, годовалых близнецов, нашли в машине на подъездной дорожке у дома. Вернее, то, что от них осталось. Машина взорвалась. Говорят, бомба. Ужас, просто ужас!

— Но почему? Кому они могли навредить?

— В новостях ничего не сказали.

Они свернули на Дохени, проехали мимо отеля «Четыре сезона», миновали перекресток Уилшир и Олимпик, потом Пико. Наоми почти ничего не говорила, просто смотрела на машины и места, через которые они проезжали. Она была погружена в свои мысли.

В мире так много зла, так много ненависти. Твой сын умирает от ужасной, мучительной болезни. Ты стараешься подарить жизнь своему следующему ребенку, но, несмотря на все твои старания, находятся люди, которые считают, что имеют право убить тебя или выжить из собственного дома только потому, что они не одобряют то, что ты сделала.

Психи со своими фургонами и плакатами были на месте. Лори и Наоми находились в нескольких сотнях ярдов от них. Странный мужчина с хвостиком на затылке и молчаливые женщины. Самопровозглашенные блюстители веры.

Почти все журналисты уехали. На тротуаре стояла всего пара машин. В одной из них сидел фотограф. Заметив Лори и Наоми, он тут же сфотографировал их. Из второй машины выбралась молодая женщина с небольшим микрофоном.

— Не хочешь войти? — спросила Лори, притормаживая напротив дома.

— Нет.

— По-хорошему, нам сейчас надо пойти туда вместе. Показать им, что нам все равно. Пока они будут думать, будто сумели прогнать тебя из собственного дома, им будет казаться, что они победили.

— Может быть, они действительно победили. Я всего лишь хотела стать матерью, Лори. Роль мученицы за идею — не по мне.

— Ну, если ты в самом деле так думаешь, тогда тебе лучше пойти и прямо сейчас записаться на аборт. Потому что знаешь, подруга, это только начало. Тебе придется быть храброй не только сейчас, но и следующие лет двадцать. А то и больше. Может быть, всю оставшуюся жизнь тебе придется бороться с негативным отношением окружающих. Ты ведь понимаешь это, правда?

— Остановимся на подъездной дорожке, — сказала Наоми.

Лори припарковалась.

Они вышли из машины.

— Миссис Клаэссон? Я Анна Маршалл из…

Лори повернулась к ней с такой яростью на лице, что Наоми даже испугалась.

— Отвали, сука! — рявкнула Лори.

Журналистка вздрогнула и машинально сделала несколько шагов назад. Наоми быстро вытащила почту из ящика, и несколько секунд спустя они уже были в доме.

Наоми взглянула на подругу:

— Это было впечатляюще.

— С ними надо говорить на том языке, который они понимают. — Она смущенно рассмеялась. — А психи с плакатами вполне безобидны, кажется. Даже не попытались пустить тебе кровь.

— Может, они вегетарианцы.

Наоми просмотрела почту, потом подошла к окну гостиной и выглянула наружу. Раньше она не знала, что такое ненависть. Во всяком случае, настоящая ненависть. Антипатия — да, злость — возможно, даже слепой гнев. Но ненависть… Однако сейчас люди с плакатами вызывали в ней именно это чувство. Глубокую, искреннюю ненависть.

В пять часов, после ланча и неудачного забега по магазинам на Родео — ни у Лори, ни у Наоми не было настроения для покупок, — они вернулись на Лаго-Виста. У дверей их встретил Джон. Он был невероятно бледен, краска совсем сбежала с его лица. Несмотря на бодрое приветствие, Наоми могла с уверенностью сказать, что случилось нечто серьезное.