Книга Veritas - Рита Мональди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может быть, за этим предложением кроется что-то такое, чего мы не знаем, – размышляла моя супруга. – Мне объяснили, что pomum aureum – это Золотое яблоко, имя, которое турки дали Вене.
– Да, я знаю, Симонис как раз сегодня мне об этом рассказывал, – подтвердил я и в общих чертах рассказал ей то, что слышал о Месте Без Имени, Максимилиане II и Сулеймане.
– Невероятно. Но откуда могло пойти название «Золотое яблоко»?
– К сожалению, понятия не имею.
– Может быть, именно в этом названии и находится ключ к пониманию всего предложения? – предположила Клоридия.
Действительно, все это было очень загадочно. Вероятно, все опасались, что османы придут в Вену вооруженными или, по меньшей мере, замышляют что-то ужасное. Они же, напротив, уверяли императора в честности своих намерений, официально заявив, что пришли одни. Впрочем, это не объясняло того факта, что они прибыли столь поспешно. Более всего другого, однако, их якобы мирным намерениям противоречило то, что они именовали город императора не вызывающим доверия названием «Золотое яблоко», то есть тем самым апеллятивом, который подчеркивал, что Вена по-прежнему стоит в планах завоевания Блистательной Порты. Не случайно оказывает им принц Евгений столь необычайную честь, приглашая погостить в своем дворце на протяжении трех дней…
– А откуда тебе вообще известно, что написано в личном дневнике твоего господина? – спросил я с широко раскрытыми от удивления глазами, внезапно вспомнив слова Клоридии.
– Ну, это же просто: мне сказала жена его личного камергера. Это та, которой я пообещала помочь разрешиться от бремени бесплатно.
Хотя моя супруга и не имела права работать акушеркой в Вене, это занятие (как, впрочем, и почти все в этом городе) требовало официального разрешения, тем не менее она никогда не прекращала помогать беременным и роженицам. Эту помощь принимали с охотой, поскольку лучшие повитухи в городе, конечно же, равные Клоридии, стоили целое состояние.
– А теперь поторапливайся, – сказала она, – потому что нас ждет Камилла.
– До брака в моей жизни не было ничего интересного, – начала хормейстер.
Мы находились в великой императорской придворной капелле на репетиции «Святого Алексия», в которой как раз наметился перерыв. Поскольку из числа статистов были только мы с нашим сынишкой, присутствие Клоридии в принципе не было необходимо, однако Камилла де Росси сумела настолько хорошо развеять изначальное недоверие моей жены, что теперь Клоридия с удовольствием ходила на репетиции вместе с нами и даже часто беседовала с хормейстером во время перерывов.
В то время это была единственная возможность для обеих женщин поболтать, и хормейстер, похоже, очень дорожила ею. Мы с Клоридией были так заняты нашей дневной работой, что не могли пользоваться кухней монастыря, кроме тех случаев, когда были больны. Кроме того, правила ордена монахинь запрещали садиться за один стол с чужими. На Камиллу, которая была всего лишь послушницей, этот запрет не распространялся, и она была очень разочарована тем, что мы перестали делить с ней трапезы из двузернянки. Она утешалась тем, что совала малышу вкусные сладости из двузернянки, которые обладали и целебными свойствами, помогавшими ему поправить здоровье. Все это настроило мою супругу значительно дружелюбнее по отношению к приветливой хозяйке.
Камилла обладала даром вплетать в разговор темы, особенно приятные Клоридии, inprimis, то есть в первую очередь, конечно же, состояние беременных и уход за роженицами и их малышами, а также искусство толкования снов и чисел или же горящего волшебного жезла, также именуемого предвидящей палочкой, – темы, в которых Клоридия была очень сведущей, ведь она занималась этим в юности. Одаренная почти пророческим даром, хормейстер, похоже, знала предпочтения Клоридии и осторожно, но уверенно направляла беседу именно на эти предметы.
Такая милая предупредительность смогла развязать язык моей сладчайшей супруге, и Клоридия, когда бы Камилла ни спросила ее о прошлом, не впадала в неистовство, как обычно, а послушно старалась удовлетворить ее любопытство.
В этот вечер разговор двух женщин оживился настолько, что Клоридия впервые задала несколько вопросов хормейстеру: что, ради всего святого, заставило римлянку, кроме того, жившую в квартале Трастевере, отправиться в Вену? Не тоскует ли она по своему кварталу? В каком именно доме она родилась и выросла? Клоридия, которая, будучи повитухой, знала половину Рима, внезапно вспомнила некую Камиллу де Росси, зажиточную торговку с Трастевере, дочь некоего Доменико де Пезаро и мать некоей Лукреции Елизаветты, которой моя дражайшая супруга помогала произвести на свет сыночка Чинтио. Клоридии доставило невероятную радость узнать, что она знакома с родственниками своей собеседницы. Ведь всем известно, как тесен мир…
– До замужества в моей жизни не было ничего интересного, – ответила ей скромно Камилла, выказывая мало желания ворошить свое прошлое, в котором, вероятно, были некоторые темные моменты для женщины, пользовавшейся сейчас доверием их императорского величества.
– До замужества? – удивленно переспросила Клоридия.
– Да, прежде чем вступить в орден, я была замужем. Но теперь извини меня, нужно продолжать репетицию, – сказала она и заторопилась к оркестру.
Так мы узнали, что Камилла, несмотря на свои двадцать девять лет, была вдовой.
Зазвучала музыка. Сладкие звуки ударов смычка по струнам скрипок мягко поднимались к куполу императорской капеллы, уносимые теплым дыханием органа, серебряным звучанием лютни и темными тонами контрабаса. Из уст сопранистки, только что покинутой Алексием нареченной, слышались печальные жалобы:
Cielo, pietosocielo…
Однако сразу нее оркестр разразился сердитым градом аккордов. Молодая невеста возмущалась своей старой любовью и просила Небо дать оружие, чтобы покарать ее:
Un dardo, un lampo, un telo
Attenderö da te
Ferisci arresta esanima
Chi mi mancô di fé…[19]
Поскольку помощь статистов в этой части была не нужна, мы с Клоридией и нашим малышом сели на задние лавки в капелле и принялись слушать. Оглушенный бурной музыкой, я только спустя некоторое время заметил, что одной рукой очень крепко сжимаю руку своей супруги, а другой – спинку впереди стоящей скамьи. В то время как светлое сопрано поднималось по нотам Камиллы к волютам капеллы, я вспомнил о том самом невероятном совпадении, которое пришло мне на ум еще вчера: в мою жизнь вернулись одновременно музыка и имя Росси. В Риме я познакомился с ариями учителя Атто Мелани, Луиджи Росси, здесь – хормейстера Камиллы де Росси. Может быть, это все-таки не случайно? Может быть, имена приносят с собой какие-то события? И если это так, могут ли слова повелевать вещами?