Книга Последний тамплиер - Реймонд Хаури

Ответ последовал незамедлительно:

— Нет проблем. Светлая сторона войны с террором: мы все братья и готовы делиться. Скажите только, что вам нужно.

ГЛАВА 32

Тесс свернула с извилистой кладбищенской дорожки на усыпанную гравием тропинку между могилами.

Было чуть больше восьми утра. Над могильными плитами пробивались весенние бутоны, подстриженная трава блестела после ночного дождя. Утром немного потеплело, и между деревьями висели клубы тумана.

Над головой пролетела одинокая галка, разорвав торжественную тишину призрачным криком. Несмотря на потепление, Тесс, проходя между могилами, дрожала в своем теплом пальто. Прогулки по кладбищу никогда не вызывают веселья, а сегодняшняя заставила ее вспомнить отца и задуматься, сколько же она не была на его могиле.

Остановившись, она сверилась с планом, который распечатала в киоске у больших готических ворот. Кажется, она шла в верном направлении, но уверенности уже не было. Кладбище раскинулось более чем на четыреста акров, и заблудиться было нетрудно, тем более что она пошла пешком. Она проехала подземкой от центра до станции на Двадцать пятой улице в Бруклине, прошла квартал на восток и через главный вход попала на кладбище.

Тесс огляделась в поисках примет, задумалась, стоило ли вообще сюда приходить. Положение ни в каком случае не сулило выигрыша. Если Венс здесь, она вторгнется в очень личное. Если он не придет, она только даром потратит время.

Тесс, поколебавшись, пошла вперед. Эта часть кладбища явно была старой. Проходя мимо фигурного надгробия со склонившимся гранитным ангелом, она услышала сбоку какой-то звук. Вздрогнув, всмотрелась сквозь туман. Ничего не было видно, кроме смутных темных очертаний деревьев. Ей стало не по себе, и она ускорила шаг, остро сознавая, что уходит все дальше от людей.

Наскоро заглянув в план, она решила, что идти уже недалеко. Определив, где она находится, Тесс рискнула срезать путь через лужайку по скользкой траве. Споткнувшись о камень бортика, она ухватилась за угловой столбик, чтобы не упасть.

Тогда-то она и увидела его.

Он стоял примерно в пятидесяти ярдах от нее, один, перед небольшой надгробной плитой. На плите лежал букетик красных и белых гвоздик. Он стоял, склонив голову. В стороне одиноко ждал серый «вольво».

Тесс не сразу решилась подойти к нему. Она медленно, тихо приблизилась и взглянула на плиту, разобрав слова «Марта» и «Венс». Он не обернулся, даже когда она оказалась в десяти шагах от него, хотя кроме них двоих кругом было пусто.

— Профессор Венс, — с запинкой проговорила она. Он на секунду окаменел, затем медленно повернул к ней лицо.

Перед ней был другой человек.

Густые волосы поседели, лицо обтянуто кожей. По-прежнему высок и строен, но спортивная осанка сменилась легкой сутулостью. Он стоял, спрятав руки в карманы темного плаща с поднятым воротником. Тесс заметила, как вытерлись у него манжеты, увидела пару пятен на ткани. Она отметила про себя, что весь он выглядит каким-то потрепанным. Чем бы он сейчас ни занимался, положение, как видно, было не одной ступенью ниже прежнего. Пожалуй, встретившись на улице, Тесс его не признала бы, но здесь, при таких обстоятельствах, сомнений у нее не было.

Он настороженно смотрел на нее.

— Простите, что прерываю, — смущенно заговорила Тесс, — надеюсь, вы меня извините, я понимаю, это очень личное, и поверьте, если бы был другой способ с вами встретиться… — Она замолчала, заметив, что его лицо чуть заметно просветлело.

— Тесс. Тесс Чайкин. Дочь Оливера.

Она глубоко вздохнула и протяжно, с облегчением, выдохнула. Его лицо смягчилось, глаза вспыхнули ярче, и она различила следы прежнего обаяния, очаровавшего ее десять лет назад. И с памятью у него все было в порядке, потому что он сказал:

— Теперь я понимаю, почему не сразу узнал. Ты тогда была беременна. Помнится, я еще думал, что тебе в твоем положении не место в турецкой глуши.

— Верно, — Тесс расслабилась. — У меня дочь. Ким.

— Ей должно быть…

Он подсчитывал в уме.

— Девять, — подсказала она и смущенно отвела глаза. — Прости… Мне не следовало приходить сюда.

Тесс увидела, как погасла его улыбка, и ей захотелось тихонько исчезнуть. Лицо его словно потемнело, когда он взглянул на могильный камень. Он тихо сказал:

— Моей дочке Энни сегодня исполнилось бы пять.

«Дочери?» Тесс ошеломленно взглянула на него и перевела взгляд на надгробие. Изысканно простая белая плита с вырезанной надписью. Буквы крупные:

МАРТА и ЭННИ ВЕНС

Пусть их улыбки осветят лучший мир

Сперва она не поняла. Догадка обрушилась как удар.

Его жена умерла при родах.

Лицо ее залила краска стыда. Как жестоко было выслеживать человека у могилы жены и ребенка! Она подняла глаза на Венса и увидела, что он смотрит на нее. Лицо его глубоко прорезали скорбные морщины. Сердце у нее упало.

— Прости, — пролепетала она, — я не знала.

— Понимаешь, мы заранее выбрали имена. Мэттью, если бы родился мальчик, и Энни, конечно. Мы придумали их в ночь нашей свадьбы.

— Что… как они… — Она не закончила вопроса.

— Это случилось на половине срока беременности. Ее наблюдали с самого начала. Она была… да мы оба были староваты для первого ребенка. И склонность к повышенному давлению в ее семье. Так или иначе, у нее начались преждевременные схватки. Причины врачи не знали. Сказали, что это довольно распространенное явление, но может оказаться губительным. Так и случилось с Мартой…

Он остановился и с трудом перевел дыхание. Смотрел в сторону. Заметно было, что ему больно вспоминать, и Тесс хотелось, чтобы он замолчал. Она была готова провалиться сквозь землю, чтобы избавить его от себя. Но было поздно.

— Врач сказал, ничего нельзя сделать, — мрачно продолжал он. — Они сказали, Марте придется сделать аборт. Энни была слишком мала, чтобы выжить даже в инкубаторе, а шансы Марты пережить беременность таяли с каждым днем.

— Аборт не…

Его взгляд был устремлен внутрь себя.

— При обычных обстоятельствах у нас и мысли не было об аборте. Но тут было другое. От него зависела жизнь Марты. И мы поступили так, как всегда поступали. — Лицо его застыло. — Мы обратились к нашему приходскому священнику, отцу Маккэю, и спросили, что нам делать.

Тесс сжалась, предчувствуя дальнейшее. Лицо Венса стало жестким.

— Его позиция, позиция Церкви, была совершенно ясна. Он сказал, это было бы убийством. Понимаешь, не просто убийством, а самым преступным из всех убийств. Немыслимое преступление. Да, он был очень красноречив. Сказал, что мы нарушаем заповедь Господню «не убий». Сказал, что речь идет о человеческой жизни. Мы оборвали бы в самом начале жизнь человеческого существа, невиннейшей из жертв. Жертвы, еще не сознающей, жертвы, не способной воспротивиться, молить о пощаде. Спрашивал, как бы мы поступили, если бы могли слышать ее плач, видеть ее слезы. И, если этого мало, он привел последний аргумент: «Если бы у вас был годовалый ребенок, убили бы вы его, пожертвовали бы им ради собственного спасения? Конечно, нет. А если бы ему был всего месяц? Всего один день? С какого мгновения часы начинают отсчитывать жизнь?» — Он помолчал, тряхнул головой, отгоняя воспоминания. — Мы последовали его совету. Отказались от аборта. Мы положились на Господа.