Книга Мефодий Буслаев. Лед и пламя Тартара - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я, конечно, понимаю, что очки этистранноватые, даже очень, но с моста-то зачем бросаться? – спросил онрастерянно.
Аня закрыла глаза. Ее пальцы сомкнулись набицепсе Эди, и Хаврон тотчас по пижонской мужской привычке неосознанно напрягмышцы.
– Это невозможно. Я почти не могу спать.Постоянно слышу голоса. Ты вот сейчас посмотрел на этого водилу, и всю ночьбудешь видеть его сны, и знать все, о чем он думает, и все дурное, что онкогда-либо сделал, начиная едва ли не с пяти лет... А теперь представь, чтотворится со мной. Очки у меня уже давно, и я видела сотни, тысячи людей. Едва язакрываю глаза, как слышу хор множества голосов. Кто-то плачет, кто-то смеется,кто-то в истерике, один даже уже умер, и я умирала вместе с ним... Я так большене могу. Я чувствую, что схожу с ума. Или уже сошла.
Эдя задумался.
– Ты видишь все эти глюки только когда ты в очках?Так? А если их не носить? – спросил он.
– У меня зрение минус пять. Без очков я каклетучая мышь.
– Так выбрось и купи другие. Иногда прощевыбросить очки, чем прыгать с моста, – предположил Эдя.
Аня усмехнулась.
– Думаешь, я не пыталась? Все другие очкитрескаются прежде, чем я успеваю коснуться оправой переносицы... А эти... Ихневозможно потерять! Я и в маршрутке их специально забывала. И в кислотубросала, и просила одного мужика в гаражах разварить их сваркой. И все равноони через час оказываются у меня в сумке!
– Тупик прям какой-то. Без очков ты не видишьсовсем ничего, а в очках ты видишь слишком много. И избавиться от очковнельзя, – подвел черту Эдя.
– Самое страшное, что я потеряла веру в людей.Ты даже не представляешь, как это ужасно: не верить людям и всех подозревать.Теперь все они кажутся мне опасными, темными, я их боюсь, почти всех... Ты дажепредставить не можешь, какие дикие, нездоровые мысли и желания бывают порой усамых милых с виду людей, – сказала Аня подавленно.
При упоминании о нездоровых мыслях Эдяпочувствовал себя неуютно и решил сменить тему.
– Ты что, про всех все знаешь? И что ты,скажешь, положим, о нашем водиле? – спросил он недоверчиво.
Аня кивнула и надела очки.
– Тебя какое его прошлое интересует? Давнее?Недавнее? – спросила она грустно.
– Недавнее.
Аня взглянула на шофера.
– С чего начать? Конечно, с дурного?
– Почему с дурного?
– Потому что люди почему-то желают знать друго друге только дурное... Позавчера он вез в машине двух женщин из ресторана иодна забыла сумочку. Он ее не вернул, хотя они и трезвонили на мобильник,оставшийся в сумке. Неделю назад отбил на парковке зеркало у белого «Вольво»,поцарапал бок и быстро смылся... А два месяца назад бумажник вытряс у пьяного.Фамилия Самойлов. Вез его в Сокольники. Ну это еще так, мелочи! Бывает и хуже.Порой и пострашнее чего узнаешь. Одних убийц сколько по улицам ходит – толпы.
– Да, весело, – протянул Эдя и задумался.
Он молчал. Молчала и девушка. Теплыми волнамипо их лицам скользили огни проспектов. Теперь они, кажется, ехали понабережной. Эдя точно не был уверен: не вглядывался. Некоторое время спустямашина свернула куда-то и неожиданно остановилась.
– Приехали! – сказала Аня.
Она вышла, Эдя – за ней. Водитель высунулголову из окна, ожидая, пока с ним расплатятся.
– Кто платить будет? – поинтересовалсяЭдя.
– У меня нет денег, – виновато шепнуладевушка.
Хаврон присвистнул.
– Может, кольцо ему отдать?
– Обойдется, – решительно сказал Эдя.
Он наклонился к водиле и милицейским голосомсказал:
– Деньги возьмете у гражданина Самойлова,которого везли в Сокольники. Он просил прислать сдачу почтовымпереводом, – сказал он.
– Чта-а-о? – растерялся водитель.
– А то. Бумажники у пьяных таскать не надо!
– Слушай, дорогой, какой бумажник?!
– И сумочки забытые надо пассажиркамвозвращать! И когда зеркальца у «Вольво» отбиваешь, останавливаться! Что, забылпро «Вольво»? Госномер У 685 АЕ. А теперь предъявите, пожалуйста,документики! – сурово сказал ему Эдя.
Номер он сочинил с ходу. Едва ли, торопясьуехать, бомбила успел его заметить. И вообще Эдя стрелял в пустоту, наугад.Девушке он до конца не верил. Вдруг это все полный бред, и бомбила выскочитсейчас с монтировкой. Эдя даже приготовил ногу, чтобы ударить по дверце сразу,как она начнет открываться. Но вместо этого водитель что-то сердито промычал итрусливо принялся выкручивать руль у стоящей на месте машины. Эдя едва успелотскочить, пропуская рванувшуюся «шестерку».
Аня уже стояла у подъезда. Набирала код. Эдяпочувствовал, что она сейчас уйдет, причем уйдет даже не обернувшись, и вдруг,подчиняясь не знаю уж чему – досаде, порыву, капризу – быстро обнял ее за плечии поцеловал. Девушка не отстранилась, но и не ответила.
– Зачем? – спросила она.
Эдя озадачился. Это была первая девушка,которая после поцелуя задавала ему вопрос «зачем?». Особенно если саманаверняка знала ответ.
– На спрос. А кто спросит – тому в нос, –сказал Эдя.
Он часто повторял эту расхожую детскуюфразочку, когда у него заканчивались аргументы. И, как ни странно, срабатывало.
Маголодия для счастливой неудачницы
Каждый склонен видеть в мире свое отражение.Уставшему человеку все кажутся уставшими. Больному – больными. Проигравшему –проигравшими.
«Книга Света»
Рано утром в дверях замаячила пришибленнаяпластилиновая физиономия Тухломона.
– Ах-ах-ах, Дафочка! Как твоездоровьице? – спросил он гнусящим голосом существа, у которого болят всезубы.
– С чего вдруг такая забота? – спросилаДаф, подозревая подвох.
Тухломон ужом завертелся перед ее кроватью.Зацепил стул, на котором лежала флейта, уронил его, заохал, закрутился. Упавшуюфлейту, однако, поднять не рискнул, хотя и склонился над ней, шевеля клейкимипальчиками.
– Ну как же, Дафочка! С каждым днем ты всебольше становишься человеком, а люди они, вить, имеют тенденцию болеть идохнуть... – просюсюкал он.
– Спасибо, что напомнил. А теперь пошелотсюда, – сказала Даф. Она уже усвоила, что с комиссионерами можно нецеремониться.
От «спасибо» Тухломона передернуло, точносквозь него пропустили ток. Однако он справился и продолжал рассуждать:
