Книга Колонна Борга - Алекс фон Берн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хайль, — морщась, отозвался Борг и приказал:
— Личный состав построить во дворе, ваши люди поступают в распоряжение шарфюрера. Покажите мне мою комнату… Нет, сначала — туалет!
Услужливый унтершарфюрер с готовностью отозвался:
— Слушаюсь, бригаденфюрер! Прошу вас следовать за мной.
Он провел Борга и Грега через мрачные переходы донжона, и они очутились в большом зале с гигантским камином, перед которым в деревянном кресле с высокой спинкой сидел человек. Больше Грег ничего разглядеть не успел: он получил вполне квалифицированный удар по голове и провалился в темноту.
В августе 1933 года заведующий кафедрой аэромеханики Воронежского университета Александр Москалев получил предложение поработать над проектом истребителя-перехватчика с предельно достижимой скоростью. Предложение выдвинул не кто-нибудь, а сам начальник Глававиапрома Петр Баранов. Баранов заверил Москалева, что осенью тот получит на этот истребитель официальный правительственный заказ.
Заказа Москалев не дождался: в сентябре того же года Баранов погиб в авиакатастрофе. Истребитель Москалеву пришлось разрабатывать инициативно, — в действие уже вступили могущественные «силы торможения».
Что за «силы торможения»? Увы, есть такой непреодолимый закон естественного отбора. В силу этого закона наиболее приспособленной к жизни оказывается посредственность: откровенные дураки, и выдающиеся гении выдавливаются из жизни дружными усилиями Великого Союза посредственностей. В этом заключается Высшая Несправедливость: наиболее великие из нас всегда прозябают в нищете и забвении, а признание получают в лучшем случае уже после смерти, когда они уже никому не опасны. Впрочем, в этом заключается и Великая Справедливость: ведь посредственности составляют 90 процентов живущих на этой земле; 9,99 процента составляют откровенные дураки и лишь оставшиеся 0,01 процента и есть гении. Согласитесь, что будет совсем несправедливо, если успех и признание в этой жизни всегда будут распределяться в условиях объективности: все сливки снимут гении! И в воздухе будет стоять сплошной вой обойденного и обиженного абсолютного большинства человечества: «А как же мы?!»
Глядя на преуспевающего дельца, известного ученого или политика, мы осознаем громадную дистанцию между ними и нами, остальной серой массой. Но мы видим, мы чувствуем в глубине души, что они такие же, как и мы, что и порождает иллюзию равных возможностей: просто им где-то в чем-то больше повезло. Но нас не покидает надежда, что когда-нибудь и нам повезет и на нашей улице будет праздник! И как нас пронзает радость превосходства, когда мы обнаруживаем, что в чем-то выше и умнее тех, кто рядом, — под нами или над нами!
И только при взгляде на Гения, отмеченного Особым Знаком Гениальности, осознаешь все его недостижимое превосходство, даже если он просто дворник в соседнем дворе, а ты смотришь на него сквозь тонированное стекло лимузина.
Был ли Москалев таким Гением? Трудно сказать. Но относились к нему, как к гению. В его гениальности была какая-то обыденность, что делало ее особенно оскорбительной. Во времена, когда руководители всех рангов не считали зазорным заявить: «Мы академиев не кончали!», оскорбительно иметь высшее образование. А Москалев имел их два: физико-математический факультет университета и Технологический институт. После революции в промышленности не хватало специалистов, на производстве заправляли недоучки-практики, хотя часто и очень талантливые. Среди них попадались и гении, такие как Гроховский, Курчевский.
Но главное отличие Гения от Посредственности: Гений никогда не считает, что он знает все, он учится каждый день и каждый час. Посредственность всегда когда-нибудь достигает такого уровня, когда она уже не просто не способна, но категорически не желает чему-либо учиться.
Судьбу творений Москалева всю жизнь решала Посредственность.
Первый пример: дипломная работа на физмате. При пневмотранспортировке сыпучих грузов по трубам время от времени вдруг образовывались пробки. Москалев на основании вихревой теории Прандтля получил рациональные размеры и форму труб. Работу так никто и не внедрил на практике. Действительно, оскорбительно: ведь не открыл же ничего нового, а просто применил то, что было и без него известно. Так неужели он умнее только поэтому?!
Пример второй: перегрев мотора самолета И-2-бис конструкции Григоровича при наборе высоты. Москалев опять не стал ничего изобретать, а просто обработал всем доступную статистику и получил оптимальные размеры радиатора. Понятно, что после этого на авиазаводе он не ужился.
Настоящему Гению не нужен ореол сакральности над творческим процессом. Он гениален в своей обыденности. Поэтому он и оскорбителен. Он оскорбляет именно обыденностью своей гениальности. А в случае с Москалевым ситуация превращена в настоящий абсурд: слишком образованный гений оскорбляет недоучек авторитетов. Где же их доучить, этих авторитетов? В том и беда, что негде! Москалев даже со средним образованием остался бы гением, а сколько вокруг недоучек с докторскими степенями и ворохами «научных» работ?!
И это вовсе не сгущение красок. Отнюдь! Судьба главной работы всей жизни Москалева тому пример.
К осени 1934 года Москалев представил в Глававиапром проект истребителя «Сигма», поражающего воображение как своей необычной схемой (треугольное «летающее крыло» очень большой стреловидности), так и совершенно невообразимой скоростью полета — 1000 километров в час (почти 0,85 скорости звука)!
И это в 1934 году, когда скорости истребителей едва перевалили за 400 километров в час и «научные умы» на полном серьезе доказывали (и успешно защищали диссертации), что скорости более 450 километров в час для самолетов недостижимы в принципе!
Более того, Москалев утверждал, что с реактивными двигателями самолет сможет достигнуть скоростей, в несколько раз превышающих скорость звука! А пока на «Сигме» планировалось установить два поршневых двигателя. Для лучшей работы винтов на большой скорости полета Москалев предполагал сделать их высокооборотными, со сверхзвуковыми саблевидными лопастями.
Начальник опытного отдела Глававиапрома отозвался о «Сигме» коротко и безапелляционно: «Ерунда!»
И проект положили под сукно. Что неудивительно — солидные «научные умы» убедительно обосновали всю абсурдность проекта. А чем мог Москалев подтвердить свою правоту?
Москалев был слишком образован и аналитичен для ученого-исследователя. Он не был умнее других, он просто умел работать с источниками: с экспериментальными данными и теоретическими работами, с которыми остальные просто ленились работать. Он умел видеть за деревьями лес, в то время как остальные видели в лучшем случае дрова. Он был Мастером, а в этом мире преуспевают ремесленники.
Еще в начале века Чаплыгин, Жуковский и Лазарев опубликовали ряд работ в области исследования околозвуковых и сверхзвуковых скоростей. Именно из этих работ вытекало обоснование эффективности использования треугольных и стреловидных крыльев на трансзвуковых скоростях. В 1933 году фирма Круппа выпустила отчет об экспериментальных отстрелах артиллерийских снарядов с головками различной формы. Так что в проекте Москалева не было никакого сверхъестественного озарения: он воспользовался уже известным.