Книга Клоунада - Уолтер Саттертуэйт

— Я и не обиделся, — с напряженной улыбкой сказал Ледок.

Джепсон снова повернулся ко мне.

— Так что привело тебя в этот развеселый город, приятель?

— Дела. А вас?

Джепсон пожал плечами.

— После войны я вот решил остаться. Здесь, в Париже. — Скорее всего, он околачивался здесь и во время войны, когда стал дезертиром. — Столько возможностей для умного парня.

— Угу.

— Дало в том, что я слышал, как ваш друг говорил с Филиппом. — Он дернул головой в сторону бармена. — Вы ищите Джона Рейли, верно?

Я кивнул.

— А вы его знаете?

— Мы с Джонни, да мы с ним вот так, — сказал он и поднял руку, скрестив указательный и средний пальцы. Потом опустил руку, поставил локоть на стойку и наклонился ко мне. Когда он заговорил, слова слетали с его губ вместе с влажным, густым облачком перегара. — Все, что вы хотите от старины Джонни, приятель, могу для вас сделать и я. Все что угодно, улавливаете?

— Мне нужно кое-что разузнать.

— Разузнать, — повторил наш новый знакомый, дыша на меня перегаром. — Считай, тебе сегодня подфартило, приятель. У меня этого добра навалом.

— Вы знаете человека по имени Ричард Форсайт?

Джепсон призадумался.

— Того богача? Педика? Конечно, знаю. Он раза два появлялся здесь с первоклассной дамой. Красоткой. Кто-то сказал, это его жена, но, по-моему, вранье. Точно говорю.

— Значит, вы его здесь видели?

Джепсон посторонился и взглянут на меня из-под опущенных бровей.

— А я что говорю? Видел с этой самой немочкой. Фон как-там-дальше. Фон Дурой. — Он ухмыльнулся, обрадовавшись собственной шутке. — Подружкой Джонни.

— Сабиной фон Штубен? — удивился я. — Она была подружкой Рейли?

— Ну да. Она постоянно тут бывала, торчала с Джонни, до того как стала якшаться с этим педиком. Я слыхал, он дал дуба. Педик несчастный.

— Верно.

— Ага, я точно слышал. Говорили, его кто-то кокнул.

— Даже так? А каким образом, не сказали?

Джепсон взглянул на меня и моргнул.

— А вам-то зачем знать?

— Интересно.

Он хитро ухмыльнулся.

— Да? Правда интересно? Или просто чтоб языком почесать?

Я полез в карман и достал пачку франков. Отсчитал пятьдесят, положил их на стойку, остальные сунул обратно. Он так внимательно за мной наблюдал, как будто я показывал ему фокус, которого он никогда раньше не видел, и ему ужасно хотелось понять, как оно делается.

Когда я закончил, он отвернулся от денег, потом снова взглянул на них. Вероятно, решил, что не успеет схватить деньги и смыться, прежде чем я сцапаю его и ему станет больно. И он небрежно сказал:

— Значит, не хотите говорить, почему вас интересует это парень?

— У меня были с ним дела. Года два назад.

— Какие дела?

— Химикаты.

Он тупо смотрел на меня несколько секунд, потом снова хитро ухмыльнулся.

— И теперь вы ищите кого-нибудь еще, я правильно понял? Для деловых отношений?

— Вот именно. Так что там за история про то, как его прикончили?

Джепсон снова взглянул на деньги, потом на меня.

— Берите, — сказал я.

Он протянул руку через стойку, схватил банкноты и сунул их в карман шинели. Затем повернулся и небрежно положил обе руки на стойку. Те из присутствующих, кто этого не видел и не понял, что происходит, наверняка были слепые. Он поднял стакан, отпил глоток и снова поставил на стойку. Затем наклонился ко мне.

— Слыхал я, — заговорил он, едва разжимая рот, — на него катили бочку какие-то шишки.

— Кто?

— Почем мне знать. Очень важные, так я слыхал.

— И почему же они катили на него бочку?

— Он собирался расколоться, так я слыхал. Понимаете, правительство об этом знало. Ну, что его укокошили. Копам велели держаться в стороне, так я слыхал.

— Расколоться, говоришь? — спросил я.

Джепсон повернулся ко мне, и вдруг лицо у него застыло.

— Джимми, дружок, — раздался у меня за спиной глубокий музыкальный голос с ирландским акцептом. — Как поживаешь?

— Привет, Джон, — сказал Джепсон. И улыбался так широко, что, казалось, его рот того и гляди разорвется. — Как делишки?

Я обернулся.

Мужчине было лет за сорок, высокий, под метр девяносто, крупный, грузный, в добротном шерстяном пальто. Отвороты у пальто бархатные, в петлице — бутоньерка с красной розой. Красивый, цветущий, он выглядел так, будто получал от того и другого большое удовольствие. Густые темные волосы с проседью разделены слева на пробор, лоб высокий. Темно-карие глаза ясные, щеки полные и румяные — результат здоровья и ирландского виски, улыбка довольная, как у кардинала, который только что поддержал вновь избранного папу.

— Тут двое ребят пришли с тобой повидаться, Джон, — живо сообщил Джепсон, причем слова у него набегали друг на друга, как вагоны скоростного поезда. — Я их тут развлекал, пока тебя дожидались.

— Молодец, Джимми, — сказал здоровяк, все так же весело улыбаясь. И хлопнул Джепсона по плечу, отчего тот сразу стал еще меньше ростом. Поморщился, хотя и продолжал улыбаться.

— Ты парень свой, — сказал здоровяк и впился пальцами Джепсону в плечо. Тот перестал улыбаться и посмотрел на руку.

Крупный мужчина повернулся к нам и указал розовым пальцем на Ледока.

— А вас я знаю. Ледок, верно? — Он просиял и сказал что-то веселое по-французски.

Ледок улыбнулся и ответил, тоже по-французски. Все так же сияя, здоровяк повернулся ко мне.

— А вот вы кто? Кажется, не имел раньше удовольствия вас знать.

— Фил Бомон, — сказал я.

Он протянул мне большую ручищу. Я даже удивился, что он не стал демонстрировать, какой он большой и сильный. Наверное, он думал, что в этом нет необходимости.

— Джон Рейли, — сказал он. Отпустил мою руку и ухмыльнулся. — Бомон, да? Французская фамилия, но вы ее как-то не так произносите. Американец, угадал?

— Угадали.

— Рад слышать. И видеть соотечественника на здешних берегах. — Он повернулся к Джепсону и одарил его сияющей улыбкой. — Джимми, малыш, шел бы ты отсюда. Мы с тобой потом поболтаем, а?

Джимми и так был бледный, а сейчас и вовсе стал белее мела. Он попробовал еще раз улыбнуться, но улыбку унесло, как хлипкую маску на ветру, и она тут же сменилась отчаянием.

— Джон, я болтал с ними, только чтобы время скоротать, можешь их спросить…