Книга Бриллиантовый маятник - Ольга Ракитина

— У нас, Алексей Иванович, много общих знакомых, от которых я слышал по Вашему адресу массу самых лестных похвал, — начал адвокат, — Много доводилось слышать об американском Нате Пинкертоне, а вот теперь передо мной сидит наш русский Пинкертон!

— Ну что Вы, Николай Платонович, — улыбнулся Шумилов, — это не про меня! Пинкертон с пистолетом бегает и убийц стреляет, а я всё более словом добрым на людей действую. У меня и пистолета — то нет!

На самом деле Шумилов имел дома не только шестизарядный револьвер, но и двухфунтовый свинцовый кастет, но одно из главных его жизненных правил заключалось в том, чтобы всегда, при любых обстоятельствах скрывать наличие оружия. Опыт подсказывал, что всегда лучше казаться безобиднее, чем есть на самом деле. Даже в кабинете присяжного поверенного.

— Алексей Иванович, не буду Вас мучить, сразу к делу, — продолжал адвокат, — Вы слышали что — нибудь об убийстве Сарры Беккер?

Шумилов на секунду задумался, перебирая в памяти имена и события последнего времени.

— Да, читал кое — что в газетах. Там, кажется, и изнасилование было? Полиция обвинила работодателя девочки, я ничего не путаю? Фамилия у него еще такая странная — как отчество… Мирович, кажется…

— Мирович — это тот офицер, который в середине 18–го столетия хотел Иоанна Антоновича из тюрьмы освободить, — поправил Карабчевский, — Наш же герой носит фамилию Миронович. Иван Иванович Миронович. Так вот, открою тайну, о которой газеты пока не знают: он мой клиент. Я имел с ним чуть ли не пятичасовое свидание, много говорил и пришёл к твёрдому убеждению, что Сарру Беккер он не убивал. Улики против него все косвенные. Хотя, признаюсь, одна к одной, так хорошо подогнаны, не знаешь, что и подумать. Газеты уже успели слепить такой образ ростовщика — кровопийцы, растлителя малолетних, да еще с полицейским прошлым, что для прокуратуры он стал идеальной мишенью для обвинения. Полагаю, что Мироновича уже презирает весь Петербург. Официальная версия исходит из того, что он убил Сарру, якобы, в пылу ярости за отказ девочки сделаться его любовницей. А другие версии, которые, возможно, изменили бы всю направленность следствия, остались вообще не отработанными. Вот я и хочу попросить вас подключиться к этому делу и помочь мне восполнить этот пробел.

Карабчевсий замолчал, словно предлагая Шумилову высказаться.

— Я понял суть Вашего предложения, — сказал Алексей Иванович, — Но в таких делах у меня есть принцип, от которого я не отступаю…

— У меня тоже, — улыбнулся Карабчевский, — В чём заключается Ваш принцип?

— Я не помогаю преступникам. Если я приду к убеждению, что меня пригласили работать в интересах преступника, я откажусь от работы и сообщу полиции всё, что мне станет известно по делу.

— Наверное, это правильно, — кивнул адвокат, — Обещаю, что не буду предлагать Вам сделаться пособником убийцы.

— Прекрасно, значит мы поняли друг друга правильно. Продолжайте, пожалуйста, — попросил Шумилов.

— Полиция вообще сработала весьма топорно: представляете, они потеряли важнейшую улику — клок волос с головы убийцы, который погибшая девочка зажала в кулаке. Это ж надо было умудриться! Глупейшая оплошность, если не того хуже — я говорю о прямом умысле. Хотя это вряд ли, просто головотяпство, — досадливо поморщился Карабчевский.

Далее Николай Платонович принялся максимально подробно — если не сказать дотошно — излагать известные ему обстоятельства преступления. Он привёл свидельства соседей, дворников, выводы полиции, содержание протокола аутопсии и прочие детали этого неоднозначного дела. При этом подчеркнул:

— Дела, разумеется, мне читать никто не давал. Всё что знаю — это разрозненные фрагменты, собранные буквально по крупицам. Как относится ко мне полиция, полагаю, объяснять не надо, так что на сколь — нибудь продуктивный обмен мнениями рассчитывать не приходится. Мне очень помогает один человек, штатный полицейский, хорошо знающий Мироновича ещё по тому времени, когда тот возглавлял 2–ю Литейную часть. В силу понятных причин я не могу открыть Вам фамилию этого человека. Он сообщает мне некоторые детали, которыми располагает следствие, но как Вы понимаете, делает это с чужих слов. К самому следственному производству он доступа не имеет, поэтому сам кормится слухами. Возможно, что — то из того, что я Вам сейчас сказал, в дальнейшем подвергнется уточнению, либо вообще будет отвергнуто, так что не судите меня строго. Пока что хочу спросить Ваше мнение: что Вы об этом деле скажете?

— На первый взгляд, версия полиции выглядит сильной, логичной и стройной: закрытая витрина, якобы, обворованная; переставленная расчехлённая мебель; возок — одноколка во дворе посреди ночи… От этого так просто не отмахнёшься. Опять же, стареющий извращенец, способный возбудиться только при виде совсем юной девочки, почти ребенка… Вам ли не знать, что такое в жизни встречается гораздо чаще, чем принято думать… Жадность Мироновича к деньгам… наличие мотива и возможности — всё это сошлось на одном человеке. Плохо дело Иван Иваныча. Но вы правы, Николай Платонович, полиция явно не доработала. Имело бы смысл отыскать женщину, которую сосед видел сидящей с Саррой на ступеньках лестницы в вечер убийства. Время — то было позднее, уже около 23 часов, Вы говорите. А смерть, вроде бы наступила в 23.15–23. 30? Ведь это же одна из аксиом сыска: ищи того, кто последним видел жертву, зачастую это и есть преступник. Далее… Вы упомянули о том, что один из дворников будто бы рассказывал, что видел Сарру, разговаривавшую с какой — то незнакомкой в пролётке… Та даже вышла к девочке. Вполне законный вопрос: идёт ли в обоих случаях речь об одной и той же особе или нет?

— Да, Алексей Иванович, согласен, это хороший вопрос. Его придётся обязательно отработать. Ещё что — нибудь Вам бросилось в глаза?

— Полицейское прошлое Вашего подзащитного.

— Вот — вот, — закивал Карабчевский, — старая вражда, ненависть. Миронович мне сказал, что сажал многих, у него были громкие задержания. Ещё признался, что бил задержанных преступников.

— Сильно бил?

— Сильно, ногами. Он уверен, что зуб на него с тех ещё времён наточили многие.

— А Миронович ничего подозрительного не замечал в последние недели: встречи, может, какие — то неожиданные происходили? предметы обстановки не на своих местах оказывались? — спросил Шумилов.

— Нет, ничего такого не было. Миронович, насколько я составил о нём представление, человек основательный, осторожный, внимательный; работа ростовщика, знаете ли, требует всех этих качеств. Опять же, опыт полицейской работы имеется. Если бы слежка за ним была кем — то установлена, он бы её почувствовал.

— Ну ладно, — Шумилов махнул рукой, — Думать можно о многом. От меня — то что Вы хотите?

— Пока один мой порученец опрашивает кондукторов конки, я хотел бы попросить Вас разыскать женщину, упомянутую дворником и одним из свидетелей. Или, по крайней мере, разобраться в вопросе, существовала ли вообще эта женщина. Сколько Вам надо на расходы?

— Двадцать пять рублей в сутки. И разумеется, под честное слово.