Книга Дольмен - Николь Жамэ

Брата она нашла в подавленном состоянии. Ей стало страшно. Погруженный в свою боль, он мучился угрызениями совести, что вел себя с сыном как последняя скотина.

– Мне не вынести, если с ним случится беда, – твердил он в отчаянии.

– Тогда помоги мне, Лойк! Помоги понять, что стало происходить на острове с тех пор, как я вернулась.

Он посмотрел на ее разбитую бровь, вокруг которой уже расплывался синяк, и низко опустил голову.

– Прости, я не хотел… – произнес он так тихо, что она едва расслышала.

Как ни старалась Мари, все напрасно: она не выжала из него ничего, кроме «Мне очень жаль». Ей тоже было жаль – еще как! А ведь в детстве они всегда приходили друг другу на выручку.

Появление Ферсена положило конец грустным размышлениям Мари.

Двадцать минут назад он встретил группу поддержки. И там же, в порту, ее проинструктировал. Показал фотографии и дал описание примет.

– Вы должны опросить всех жителей без исключения. Потрясите дружков Никола Кермера и проверьте связи Шанталь Перек. Я хочу знать, видел ли кто-нибудь его, ее или их обоих после полуночи. Побеседуйте с рыбаками, которые выходили в море прошлой ночью. К шести часам вечера у меня должен лежать полный список всех способных держаться на воде моторных лодок – в том числе и резиновых, – которые покидали остров за последние двенадцать часов хотя бы на несколько минут. Мне необходимы сведения о любом подозрительном перемещении, непредвиденном отъезде или неожиданном прибытии, короче, обо всем, что выходит за рамки обыденного. Остаемся на связи.

Несколько раз Люка принимался звонить Мари, но та не отвечала.

На втором часу допроса Лойка в кабинет Ферсена вкатилось местное светило от адвокатуры, мерзкий тип, вооруженный Уголовным кодексом и перечнем аргументов в пользу скорейшего освобождения задержанного. Звонок прокурору, и обвиненному в неправомочных действиях Ферсену пришлось капитулировать. Через час, минимум два, Лойк Кермер должен был вернуться домой. Люка напрасно потерял время: тот лишь пожимал плечами, обхватив голову руками, и не произнес ни слова.

Что он скажет его сестре?

Ферсен отвел в сторону Анник, секретаря жандармерии. Та, испугавшись, что начальник устроит ей разнос, пошла в атаку:

– Во-первых, он ее брат, а во-вторых, Мари никогда не сделает ничего противозаконного!

«Ну-ну!» – усмехнулся он про себя, вспомнив ее вторжение в свой номер.

– После ее ухода отпустите задержанного.

– Вот Мари обрадуется, – шепнула девушка с облегчением.

Он направился в кабинет Морино, в котором обосновался с первого же дня приезда, вынудив старшего сержанта потеснить подчиненных, дав знак Мари его сопровождать. Как только дверь за ними закрылась, парижанин разразился руганью. Ему надоело узнавать от случайных людей то, что она ухитрялась от него скрывать! Почему не рассказала об инциденте с крабами?

– Вы же не верите в предзнаменования, – с невинным видом проговорила она. – Зачем забивать вам голову всякой ерундой?

Чувствуя, что он еще больше разъярился, Мари изобразила воплощенную покорность, низко опустила голову и приняла град упреков без малейшего сопротивления. Дождавшись паузы, она положила на край стола небольшой пакетик с обгоревшими листками бумаги и, предваряя его вопрос, пояснила:

– Письма Никола к Шанталь. Для вас это новая улика против моего племянника, тем более что одно из них откровенно свидетельствует не в его пользу. Я же остаюсь при своем мнении: он непричастен к смерти Перека.

Люка взял верхний листок и пробежал глазами. Никола писал, помимо прочего, что Ив скоро перестанет им мешать.

– Морино и его люди сегодня утром обыскали виллу Перека. Наверное, они их не заметили, – добавил он, не сомневаясь, что Мари тайком там уже побывала. – Похоже, красотка Шанталь упорхнула и не собирается возвращаться.

– И вы сделали вывод, что, устранив ненавистного мужа, они отбыли в дальние края наслаждаться счастьем?

– Гипотеза о любовниках-монстрах не хуже любой другой.

– Но зачем им смерть Ива? – не сдавалась Мари. – Его уже задержали!

– Надолго ли? – Люка спрятал письма в папку. – Вы не хуже меня знаете, как несовершенна наша система правосудия. Нарушения процедуры стали настоящим бичом для следователей, которые больше времени тратят на проверку, не нарушен ли ими какой-нибудь подпункт Уголовного кодекса, чем на само расследование. У Никола и Шанталь не было стопроцентной уверенности, что Ив будет обвинен и приговорен за убийство Жильдаса. Боже!

Вздрогнув, Мари проследила за его взглядом и тоже остолбенела.

По внешней стороне окна скользнули две огромные ручищи, оставляя за собой кровавый след, и к стеклу, гримасничая, приблизилось уродливое лицо Пьеррика.

Только осознав, что он не ранен и кровь на руках – не его, видя, с каким отчаянием он тычет пальцем в висевшую на стене карту острова, Мари разгадала мимику немого и буквально чуть не вывернула руку Ферсену, убеждая взять ее с собой.

– В каком качестве? – грубо поинтересовался тот.

– В качестве переводчицы! – огрызнулась Мари.

Ивонне повезло. Падая, стеллаж уперся в тот, что стоял напротив, тем самым сохранив ей жизнь. Лицо старой женщины покрывала неестественная бледность, нос заострился, и Люка с трудом прощупал пульс. Пока Мари вызывала «скорую», он внимательно осмотрел руки пострадавшей и отрицательно кивнул, отвечая на безмолвный вопрос коллеги. Следов иглы не было.

– Кровь из носа не шла, значит, она упала на живот, – предположила Мари. – Пьеррик поранился о стекло, когда ее переворачивал, – показала она на темную лужицу, расплывавшуюся под затылком старой женщины.

Ферсен осторожно приподнял ей голову. Волосы Ивонны были перепачканы кровью вперемешку с осколками стекла и частичками дерева.

– Трудно будет установить, рухнул стеллаж сам или ему помогли, – сказал он чуть позже, спускаясь по лестнице, ведущей в канцелярию.

Нахмурившей брови Мари он объяснил, что дверь в бухгалтерию была открыта настежь, а железный сейф, где, очевидно, держали наличность, оказался взломан. Он посмотрел на Пьеррика, который, пользуясь бессознательным состоянием матери, ласково гладил ее по волосам с испуганным видом.

– У него врожденная немота? – поинтересовался он.

Мари поведала Ферсену о роковой ночи, которую Пьеррик, тогда еще ребенок, провел на берегу в разгар страшной бури. После этого сын Ивонны утратил дар речи, и никто не мог объяснить почему.

– Не вмешайся Гвен, мать давно упекла бы его в приют, – вздохнула она.

– Возможно, так и следовало поступить, – буркнул Люка.

– Разве мог Пьеррик на нее напасть? Взгляните, он – само обожание!

– Одно другому не мешает! – отрезал Ферсен.