Книга Правдивый ложью - Валерий Елманов

Располагался он весьма удачно – вслед за Благовещенским собором, Наугольной палатой и Сретенским собором, то есть занял место на юго-западе, вытянувшись длинной стороной вдоль кремлевских стен и упираясь одним торцом в Конюшенный двор.

«Вот и местечко для казармы ратников моего полка, – сразу осенило меня. – И компактно, и возле дворцовых палат».

Временно, конечно, а там, после того как поселится семья, будем решать дальше – не исключено, что часть переедет обратно в лагерь, а часть…

Да что там гадать и прикидывать – дожить надо.

– А может, иное место изберешь, братец? – робко попросила царевна.

– Воспоминания об оном месте у нас с Ксюшей худые, – пояснил Федор, заметив недоумение на моем лице. – Нас же Иван Чемоданов, когда бунт учинился, прямиком туда вывел от греха. Ох и натерпелись мы тогда страху. Друг к дружке прижались и в слезы. Так цельный день и проревели, а уж опосля, ближе к ночи, на старое подворье перебрались, кое батюшке от тестя в приданое досталось. – И тихо произнес: – Может, и впрямь нам лучше сызнова на дедово место переехать?

Я почесал затылок, прикидывая.

Нет, дедово место точно не подходило. Тогда будет это, как его, «потерька отечества». Ну что это за престолоблюститель, который проживает в обычных боярских хоромах, да еще овеянных столь дурной славой предшествующего владельца, то бишь Малюты Скуратова.

Попробовали поискать еще, точнее, искал Федор, а я уж так, на обсуждении и выбраковке предлагаемых им вариантов.

Если кратко, то со своей задачей я, к сожалению, справился гораздо успешнее, чем царевич, в том смысле, что забраковал все, что он предложил. Получалось, что надо оставлять первоначальное предложение – Запасной дворец.

В утешение я заметил, что все зависит от того, с какой стороны и под каким углом смотреть на вещи.

– Все относительно? – тут же припомнил Федор.

– Именно, – подтвердил я, еще раз про себя отметив, что как только доходит до теории, то мой ученик выше всяких похвал – и цитату нужную припомнит, и вставит ее к месту, и вообще…

Ему б еще практику освоить, и цены бы не было.

– А что ж хорошего-то, коль ревмя ревели цельный день, – не согласилась царевна. – Тут как ни погляди – все одно.

Федор надменно посмотрел на сестру – ну еще бы, философ, ядрена вошь, сейчас как выдаст, ух! – и уже открыл было рот для пояснений, но затем нахмурился, прикидывая.

– Живы ведь остались, – брякнул он наконец.

Кажется, я погорячился насчет теории. По сути правильно, но по форме… Однако сразу поспешил прийти на помощь, чтоб парень не уронил своего авторитета перед сестрицей.

– Федор Борисович правильно сказал, – подтвердил я. – Ревмя ревели целый день – это конечно же плохо. Но не забудьте, что этот дворец стал для вас в то же время и местом спасения. Если бы вас туда не вывели, то все было бы куда хуже, а так вы остались живы, а это куда важнее. Кстати, а где сейчас Чемоданов?

– От него в тот день долго допытывались, куда наша семья делась, да он молчал. Опосля бить принялись, ан Чемоданов и тут слова не проронил. Сказывали, что чуть ли не до смерти его ногами запинали. Мы уж с сестрицей как узнали, то исхитрились да весточку тайком послали к лекарям нашим. Ксюша перстня своего не пожалела, чтоб умолить хоть кого-нибудь из них Христа ради полечить болезного.

– Уговорили? – заинтересовался я, от души жалея старого ворчуна, который вдобавок оказался столь верным царской семье.

– Согласился один, Арнольд, на перстенек польстившись, да что проку. Опосля передали, так и лежит Чемоданов, с постели не встает, а уж отдал ли ныне богу душу али жив еще – бог весть. Словом, худо.

– Ну Арнольд… – протянул я, сразу вспомнив больного шотландца и беспомощность Листелла. – Завтра мы первым делом мою травницу к нему отправим. Если уж и она ничем не поможет, тогда и впрямь худо.

Словом, остаток вечера прошел как надо.

Жаль только, что он оказался слишком коротким, потому что усталость – тяжелая, свинцовая – наваливалась все сильнее, а если учесть, что завтра мне тоже придется несладко, то…

Пришлось закругляться.

Но всю дорогу, пока добирался до Никитской, в ушах у меня звучал серебряный колокольчик нежного голоса царевны и ее прощальная фраза:

– Ждать будем, Федор Константиныч.

Совсем короткая, но тоже певучая, она сопровождала меня, словно ласковая песня: «Ждать будем, Федор… Ждать будем…»

«И я тоже… буду… – мысленно ответил я, но тут же оборвал себя: – Тебе как раз ждать нечего. Или ты собрался встать поперек дороги Квентину? – И твердо ответил: – Нет! Такого не будет!»

И отогнал от себя всякие неправильные мысли, которые к тому же были совершенно не к месту – дел предстояло уйма.

А вокруг меня и десятка сопровождающих ратников затаилась ночная Москва. После сегодняшней встряски город вроде бы утих, а судя по обилию ночных рогаток и бодрых сторожей, с порядком тоже было все нормально.

Во всяком случае, пока.

Глава 8Страховка

Следующий день я начал, как и полагается, с визита в царские палаты.

– Позавтракал, в смысле потрапезничал? – первым делом осведомился я у своего ученика.

Тот молча кивнул.

– А чего такой скучный?

Федор неловко пожал плечами и грустно заметил:

– Обычно всегда в это время в Думу шел, а ныне что делать – ума не приложу. Ксюхе хорошо, с утра спозаранку в старые хоромы укатила, княж Дугласа навестить, а я…

– А пару-тройку дней назад ты тоже с Думы начинал? – усмехнулся я.

– Там иное. День прожил, и слава богу. Ныне же токмо гадать остается…

– А гадать не надо, – заметил я. – Хороший государь подобно хорошему полководцу должен быть всегда энергичен и деятелен, ибо безделье губит человека, как ржа железо. На этот случай есть хорошее правило: не знаешь, куда приложить голову, прилагай… руки. – И жестом указал ему, чтобы он встал.

– Это как? – удивился он.

Вместо ответа я потянул его за руку, поднимая с неубранной постели. Обойдя вокруг недоумевающего царевича, я приступил к осмотру, начав с плеч, затем, морщась, помял вялый бицепс, легонько хлопнул его по солнечному сплетению и констатировал:

– А никак, – пояснив: – Это я к тому, что ты успел подрастерять все, что приобрел в полевом лагере. Значит, сделаем так: как только возникает свободное время, в которое не знаешь чем заняться, ложись и отжимайся. Коль мысли не придут – переходи на пресс. – И поторопил: – Давай-давай, прямо сейчас и приступим. Для начала тридцать раз – посмотрим, насколько все запущено.

Федор покосился на меня, убедился, что я не шучу, и… принялся отжиматься, а я читал нотацию, не забывая время от времени считать, чтоб царевич не сжульничал: