Книга Черные шляпы - Патрик Калхэйн

Фрэнки презрительно усмехнулся.

— Ага, и он претендует на то, что он сын Дока Холидэя, так? Смертоносного стоматолога? Эл, ведь вся эта точка отделана в стиле Запада, так?

— Ага.

— Значит, это рекламный трюк. Парень говорит, что он сын Дока Холидэя. Два старых мужика говорят, что они — известные стрелки с Дикого Запада. И ты этому веришь?

— Я тоже думал, как ты, но, Фрэнки, Мастерсон — самый что ни на есть настоящий. Я кучу раз видел его в газетах. Черт, этот старый парень совсем недавно кого-то отделал в «Уолдорф-Астории». Это было при всем…

Фрэнки прервал его громким хохотом, эхом отразившимся от потолка.

— Вот оно! Дед, сто лет в обед, устроил скандал в «Уолдорфе», и это привлекло твое внимание? Эл, мальчик, только послушай, что ты несешь.

Эл вздохнул.

— Я хорошо слышу, что вы сказали, босс. Вы думаете, я не хочу накостылять этим придуркам посреди Бродвея? Это чертовски оскорбительно для меня, но это всего лишь одна точка в городке, где их полно. По-любому, Холидэй сказал, что хочет покупать у нас пиво через полгода, когда кончится его запас.

Фрэнки покачал головой, и его черные глаза стали жесткими, как два куска угля.

— Если у этого ублюдка есть запас выпивки, которого ему хватит на годы, я хочу этот запас. Мне он нужен. Эл, все, что мы можем, — это предоставлять нашим клиентам лучший товар. Мы его ввозим. А когда мы его не ввозим, мы продаем лучшее пойло от «Пурпурной Банды».

— Знаю. Знаю.

— Деревенщины из «Белой Руки», как ты думаешь, почему они сперли у нас товар? Потому что ирландцы продают местное варево, которое они гонят на складах, чердаках и даже в долбаных ванных, будь они прокляты! В их товаре нет букета, нет крепости, нет остроты, как в нашем, который мы берем в Канаде и Детройте.

Эл кивнул.

— Если у этого Холидэя такой большой запас где-то, в его собственном владении, на складе или где-то еще… Я хочу его. Я хочу найти его.

Эл снова кивнул.

— А что вы хотите от меня, босс?

— Возвращайся к Холидэю, — ответил Фрэнки, сверкнув в ухмылке своими золотыми зубами. — Ты сделал конкретную заявку в «Скальде», Эл, теперь возвращайся в Манхэттен… и сделай еще одну.

Глава 8

Джонни Холидэй проснулся, подумав, что слышит гром.

По крайней мере, именно так сон трансформировал услышанный им грохот. В этом сне он, его отец и молодой Уайатт Эрп скакали по Аризоне солнечным днем, и небо внезапно потемнело и засверкало молниями, забив в божьи барабаны войны. Лошади попятились, и их надо было успокоить.

— Это не барабаны, — сказал Уайатт. Он уже не выглядел молодым, тот самый мужчина с седыми усами, с которым он только что познакомился. На месте отца оказался Бэт Мастерсон, тоже в нынешнем его обличье.

— Не с неба, — добавил Бэт.

— Тогда откуда? — спросил Джонни.

Уайатт, снова помолодевший, показал пальцем вниз.

— Снизу.

— Снизу?..

Снова постаревший.

— Ты знаешь, Джонни, — из преисподней.

В этот момент Джонни проснулся окончательно, и шум, доносившийся снизу, действительно стал громоподобным, но несколько механическим, будто удары молотка, наносимые уверенной, быстрой и могучей рукой плотника. Рядом с ним в постели была Дикси Дуглас, девушка из шоу Текс, с которой он встречался. Она сонно пошевелилась.

Непонятно, который час. Они легли спать, как обычно, где-то в полседьмого, а шторы в комнате были из плотного черного шелка. В просветы между ними просачивалось количество света, достаточное, чтобы понять, что уже наступил день, но это было и так ясно.

Джонни, одетый в черную шелковую пижаму, слез с кровати, а шум все продолжался. Дикси проснулась и привстала, опираясь на локоть, едва приоткрыв свои темно-карие глаза. Ее темные кудряшки спутались, а сорочка натянулась на кремового цвета груди.

— Что это, Джонни? — спросила она своим сексуальным вторым сопрано, музыкальным, намного более музыкальным, чем в те моменты, когда она пела в шоу Текс, где ее голос (в отличие от фигуры) частенько звучал плоско.

Грохот продолжился, приглушенный, но совершенно отчетливый.

— Что, Джонни? Что? — снова спросила она, теперь уже со страхом.

Джонни не ответил ей, за него это сделал голос из-за двери.

— Это не мыши.

Уайатт Эрп, в брюках с подтяжками и футболке, босой, заглянул в дверь спальни. Его седые волосы тоже были спутаны после сна, а вот в правой руке виднелся револьвер с бесконечно длинным стволом, почти как у винтовки, и ствол этот был направлен вверх.

Дикси откинулась на черное лакированное изголовье, натянув одеяло до горла наполовину от ужаса, наполовину от смущения. Но Джонни знал, что внимание его хорошо вооруженного гостя не было направлено на прекрасную юную девушку из хора, а скорее на продолжавшийся навязчивый механический грохот, доносившийся из помещения несколькими этажами ниже…

…и это была, как уже понял Джонни, автоматная стрельба.

За считаные секунды он и Уайатт выбежали на лестницу, и Джонни в своей болтающейся пижаме едва поспевал за старым мужчиной, словно это он был здесь гостем, а Уайатт — хозяином дома.

Тем не менее Уайатт, которого Джонни уговорил остаться в особняке, поднялся на верхний этаж дома к нему в спальню, прежде чем посмотреть на происходящее внизу. Было это сделано из вежливости или в желании обеспечить себе поддержку, Джонни не знал, но и не собирался об этом спрашивать.

На лестничной площадке третьего этажа их встретил Бэт Мастерсон, куда более одетый — в брюках, рубашке и даже носках с ботинками (разве что без пиджака и галстука), со своим маленьким револьвером в руке. Бэт принял предложение Джонни занять другую комнату для гостей, когда они поняли, насколько долго засиделись. Очевидно, он просто лег спать, практически не раздеваясь.

— Я только что поднялся, чтобы позвать вас обоих, — сказал он. — Этот богом проклятый автомат «томми»!

Одновременно с его словами грохот наконец-то стих, по крайней мере на время.

Уайатт двинулся вниз, по пятам за ним пошли Бэт и Джонни. Спустившись до первого этажа, Уайатт крутанулся на пятках, разворачиваясь в сторону кабинета.

— Возьми свою пушку, — прошептал он Джонни.

Тот беспрекословно повиновался приказу и принес свой никелированный револьвер с перламутровой рукояткой, забрав его из ящика стола. Они встали на площадке, на которую выходили двери лифта, кухни и лестница в подвал, в помещение ночного клуба.

Ствол револьвера Уайатта, при ближайшем рассмотрении оказавшийся длиной всего-то в двадцать пять — тридцать сантиметров, все так же был направлен вверх. Левая рука пожилого мужчины тоже была выставлена вверх, словно у постового полицейского, приказывающего машинам остановиться.