Книга Клуб «Алиби» - Франсин Мэтьюз

— Я знаком с месье Моро, — сказал Альер.

«…Вплоть до размера его нижнего белья, — подумал Жолио. — Вы измерили все наши места? Вы до миллиметра изучили то, чем мы гордимся? Пошли к черту ты и твоя вынужденная наглость».

— А уран? — спросил он. — Он должен отправиться вместе с водой. Я не могу без него выполнять некоторую важную работу.

— Вода и металл должны храниться отдельно, — сказал Альер. — Ваша наука представляет опасность для мира.

Жолио, привыкший к осторожности, посмотрел на безобидного банкира и почувствовал странное желание рассмеяться. Наука была неотделима от опасности. Мать Ирен умерла из-за экспериментов, ее тело было облучено радием, и было предопределено, что Жолио последует за ней. Все Кюри жили жизнью наполовину прекрасной, наполовину мертвой.

— Вы хотите, чтобы во время войны я ничем не занимался? — резко сказал он. — Моя работа не может продолжаться без сырья. Я полагал, это понятно.

— Ваша работа важна, bien sur[61]. Поэтому нужно держать ее вне досягаемости немцев. Ваша работа, как вы это называете, может уничтожить мир, Жолио.

— Глупости! Еще нет доказательств, что это возможно, что могут сделать эти атомы… Может, топливо для электричества для целой страны… Тепло для всей Европы зимой…

— Сравнять с землей город, такой, как Париж, — безжалостно заключил Альер. — И похоронить под его развалинами все живое вокруг.

Жолио покачал головой.

— В какой банковский сейф вы поместите уран?

— Министр хочет увезти его из Франции, может быть, в одну из наших колоний в Северной Африке. Наша работа сейчас состоит в том, чтобы просто доставить его в Марсель. И ждать указаний.

— Уран опасен, — сказал Жолио. — Никто, кроме специально подготовленного ученого, не может трогать его. Я должен буду послать Коварски. Или фон Галбана.

— Нет.

— Вы полагаете, — настаивал он, повышая голос, — что Коварски и фон Галбан слабое для вас звено, для Дотри? Они знают все то же самое, что знаю я.

— Тогда они будут интернированы, — сказал Альер тихо. — Их посадят под замок. Другого решения нет.

— Вы запрете и их жен и детей?

— Если будет необходимо.

— Тогда и меня тоже заприте. Я отказываюсь сотрудничать. Я отказываюсь… одалживать себя для дела, которое подразумевает предательство моих друзей.

Альер ничего не сказал, пряча глаза под очками.

— Но, возможно, предательство уже совершилось.

— Что вы имеете в виду?

— Была утечка информации, — терпеливо сказал банкир. — Мы знали, что какое-то время шпион продавал наши секреты. Кто-то в министерстве, возможно. Кто-то здесь. Я тоже под подозрением, уверен в этом, и тот факт, что я выжил во время поездки в Норвегию, непростителен. Я не должен был выжить, а вода никогда не должна была покидать пределы Осло. Но я сделал это, и утечка продолжается. И мы думаем, что продолжится. Пока у немцев будет информация, которая им нужна. Мы все будем живы — нас будут держать на поводке — под наблюдением, как лабораторных крыс.

Жолио тяжело сглотнул.

— Какого типа утечки?

Альер пожал плечами.

— Чем меньше вы знаете, тем лучше. Но уверяю вас, очень вероятно, что кто-то из вашего персонала — кто-то со знаниями и степенью ответственности — систематически предает вас. Я думаю, мы можем назвать несколько имен, да? Тот русский, Лев Коварски. Австриец, Ганс фон Галбан. Возможно, простите меня, вы сами или ваша жена. У вас обоих есть профессиональные интересы и, кроме того, вы симпатизируете коммунистам.

— Фон Галбан должен взять уран, — сказал Жолио твердо, — можете послать ищейку, если хотите, езжайте сами, мне нет никакого дела. Но позвольте дать ему шанс проявить себя. Беспочвенные подозрения убьют его, они повиснут над его жизнью, как облако ядовитого газа. Я не поступлю так с Гансом. Он слишком хороший физик.

— Я сомневаюсь, что министр на это пойдет.

Губы Жолио скривились.

— У министра нет выбора. Говорю вам, лейтенант Альер, передайте Дотри, что я буду устанавливать свои правила.

Когда банкир ушел, Жолио понял, что должен позвонить Ирен.

Они разлучались только в исключительных случаях, и общались обычно письмами. Однако ему нужен был телефон, а в здании был только один, в деревянной будке в главном холле. Чтобы сделать звонок, нужно было продиктовать номер национальному оператору, который переводил звонок на Арквест, который потом перезванивал ему в ответ, уже держа на линии Ирен. Голос его жены удивил его: безжизненный, ослабленный туберкулезом, голос пожилой женщины.

— Прости, что Альер побеспокоил тебя прошлой ночью, дорогая.

Он был рад, что она не видела его лица.

— Ничего, — сказала Ирен покладисто. — Я не спала. Я знала, что ты, наверно, пошел прогуляться. Я знаю твои привычки. Ты совсем не отдыхаешь, когда дети и я далеко.

Как легко она решила проблему за него, подумал он. Он уже заранее придумал лживую историю: немецкий бомбардировщик неожиданно появился в небе, завыли сирены воздушной тревоги, он отправился в общее бомбоубежище под булочной у дома Антони, все они сидели плечо к плечу в темноте, вдыхая запах теплого хлеба. Ирен бы это понравилось, она бы рассказала детям, как их папа сохранял спокойствие, когда бомбы падали с неба, но в конце его воображение иссякло, его намерение не понадобилось, он просто отправился прогуляться в полночь.

— Я забыл о времени, — сказал он. — Работал.

Она закашляла так сильно, что, будь она меньше, ее разорвало бы пополам. На ее носовом платке выступила кровь. Лицо было мертвенно бледным.

— Возвращайся домой, — быстро сказал он. — И привези детей. Я скучаю по нашей жизни.

Он просидел в пустой лаборатории еще около часа, уточняя свои планы. Потом он позвонил Нелл в отель Крийон.

Глава девятнадцатая

Те, кто видели Мемфис Джонс в «Фоли-Бержер» или часами стояли на входе в клуб «Алиби», были обречены на разочарование. Мемфис была сама не своя. Прошлую ночь она провела одна дома.

По клубу ходили слухи, что Рауль убил партнера своей жены и сбежал на юг Франции, опередив полицию, нацистов или и тех и других. Мотив был неясен, потому что никто не думал, что Жако будет крутить шашни с Мемфис — все знали, кем он был, но можно было предположить, что pede[62]пришел к Раулю, и убийство явилось следствием самообороны. Парижский морг выдал тело Жако в среду утром, за ним никто не пришел. Блистательный garson[63]из boite de nuit[64], похоже, мог оказаться на кладбище для нищих.