Книга Свой среди чужих. В омуте истины - Иван Дорба

Это был наш путь «отступления». Там ждала машина Кат­кова.

Скучая за рулем, Иван то оценивающе провожал взглядом хромую старушку, то высокого крестьянина с лопатой на плече... Томительно текли минуты — ни души... Мысли его невольно вернулись к вчерашнему вечеру, когда пришел Владимир и рассказал о происшедшем. «Да, как обухом по голове хватил: "Кошечка" арестована! А ей хочешь не хочешь, придется выда­вать... Правда, связаны мы были не ахти как, а все-таки кое-какие сведения от нас она получала, чтоб передавать англичанам. Есть и мои... Неужели не уничтожила материалы, писанные от руки?.. — Он посмотрел на часы, — и Володьке надо помочь: влип — с одной стороны этот чертов фриц, с другой — совет­ский разведчик; потом мы с Рощиным, "Кошечка" и, наконец, англичанин! Надо ему сматываться из Парижа! Да и мне не поздоровится! Абвер обязательно заинтересуется»...

В зеркале замелькал приближающийся из глубины переулка мотоциклет с коляской. Вскоре Жерар и Жени поравнялись с его «рено».

— Все в порядке! Сейчас они придут! — бросил Жерар, проезжая мимо, чтобы свернуть на улицу Фезендери поглядеть на Блайхера и его подручных.

Прошло около десяти томительных минут. Наконец появи­лись Владимир и два разведчика. Весело посмеиваясь, они уселись на заднее сиденье.

— Куда поедем? — Катков не хотел их вести к себе.

— Ко мне, конечно! — отозвался Лукас. — Надо отметить удачное завершение операции «Аромат»!

— А может, почин? — буркнул по-русски Богров.

Поглядывая по сторонам, я отметил про себя: «Англичанин выражает свое настроение не в духе старой доброй Англии, но дураком не выглядит: какой камуфляж навел, выпятил все, что можно, костюм с иголочки, яркий галстук, ботинки с красными гетрами, чудная прическа, дорогая трость с серебряным на­балдашником и сверкающий на безымянном пальце большой бриллиант. Школа Интеллидженс сервис! Переодень его, без декораций и не узнаешь! Не то, что его сосед Богров»...

Уже сидя за столом, после третьей или четвертой рюмки виски, Лукас рассказал, как «Кошечка» поначалу осторожни­чала, врала, потом—то ли поняла, то ли нервы не выдержали, плача и смеясь, порой доходя до крика, выложила всю правду: как ее арестовали по вине Армана и его любовницы, как при­нуждала людей сотрудничать с абвером, как Блайхер даже ночью не оставлял ее в покое, даже в постели! Однако все больше и больше ей доверяет, а она все больше ненавидит... И ее глаза с затаенной надеждой смотрели на меня. Мой ответ был таков:

«Крепитесь, Лили, я остаюсь в Париже и вас не покину. Будем вместе играть свои роли. А там... посмотрим... может, удастся их спровоцировать и увезти вас в Англию». Потом спросил, что абверу известно обо мне, и мы наметили в общих чертах план действий

— «Кошечка», случайно, не знает о дальнейших планах абвера в отношении «Русского Сопротивления»? — спросил Катков.

— Такого вопроса мы не касались, но мне известно, что по­ступило секретное распоряжение, согласно которому советский военнопленный теряет право на гуманное обращение с ним, в соответствии с Женевским соглашением, поскольку он служит большевикам и в политическом смысле. Мало того, он не пре­небрегает диверсией, пропагандой, поджогами, пытается бежать из плена. По убегающим стреляют без предупреждения. Идет явное ужесточение. «Русскому Сопротивлению» следует быть особенно осторожным!

Ведя за столом у Армана беседу, они даже представить себе не могли, что сидящий перед ними агент Интеллидженс сервис вскоре, вместе с Лили Каре и при ее помощи, переправится в Англию, а потом... когда французский военно-полевой суд осудит ее на смертную казнь, он даже и пальцем не шевельнет, чтобы заступиться за нее...

И что так же сидя за столом, с рюмкой шотландского виски со своим старым знакомым Владимиром Поремским, тот же Арман будет договариваться, на каких условиях Англия возьмет под свое покровительство вернувшихся и возвращающихся из Германии в 1945—1946 годах энтеэсовцев...

7

На Крещение Иван Катков, засветло приехав домой, осто­рожно завел речь, о чем размышлял, сидя в машине во время операции «Аромат»:

— Прикидываю я, Володька, и так и эдак, и боюсь: не за­тащит ли тебя в свой капкан Гуго Блайхер? А?! Как вспомню его морду, особенно глаза — жуть берет! Насчет нашего «Со­противления» он в курсе; догадывается, что мы были связаны и с «Интералие»... Не пора ли тебе...

— Гвоздем в голове это у меня засело, — обрадовался я на­меку, — чувствую, что пора уматывать из Парижа; страх берет, когда вспомню, как Блайхер уже дважды о тебе спрашивал... а ты еще ввязался в эту историю с Лукасом! Английская раз­ведка коварна, ей доверять опасно! Она только свои интересы блюдет...

— А все остальные? А советская? Веришь ОГПУ? Павла Ивановича принимаешь за чистую монету?! Ну и наивняк же ты!

— Хочу верить!!! Душа просит!!! Вопреки всякой логике, наперекор собственным убеждениям, невзирая на свое проис­хождение, супротив здравого смысла! Чувствую в нем русскую силу! Помнишь:

Сильна ли Русь? Война и мор.

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясали —

Смотрите ж: все стоит она!

— Ты представляешь себе старую Россию. Ее сейчас нет! Осталась одна чернь да жиды, которые властвуют над нею! А если помянуть Пушкина, то он писал и это: «Мы малодуш­ны, мы коварны, бесстыдны, злы, неблагодарны; Мы сердцем хладные скопцы. Клеветники, рабы, глупцы»...

Сколько наглого бесстыдства, злости заложено в призывах к разграблению церковных ценностей, суду над патриархом, убийству десятков тысяч священнослужителей! Сколько бес­принципного коварства в похищении Кутепова, Миллера, убийстве Бенеша, своего брата Троцкого... Ты им интересен как начальник контрразведки террористической организации, засылающей своих людей в СССР. Твоя совесть требует прене­бречь прежней враждой и стать на защиту Родины... Понятно... но помни, что «КПСС, Москва слезам не верит»!

— Но Россия стала другой! Сталин обращается к русским людям: «Братья и сестры»! — не «товарищи»! Поговаривают о выборе патриарха! По радио все время звучат слова: «Родина!», «Отечество»!

— Меня гложет сомнение, что все эти меры вызваны силой обстоятельств. Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов и иже с ними понимают, что вопрос стоит: быть или не быть Советскому Союзу и, прежде всего, им самим! Нереальны ныне призывы стать на защиту коммунистических идеалов, вроде, скажем, «Грабь награбленное!» или «Бей буржуев, кулаков!», на которые так охотно отзывался в свое время «проклятьем заклейменный мир голодных и рабов» в виде озверелой толпы — солдатни, матросни и люмпена... Теперь к вкусившему все прелести коммунистического рая народу с подобными лозунгами не подъедешь! Отсюда невольно возникает мысль: «Как правильно мы делаем, борясь с фашизмом! По своему существу близким, единокровным братом того же коммунизма? Все эти Фрейды, Ницше, Шопенгауэры, Марксы черпали из одного источника: переосмысленной на свой манер левитами в шестом веке и придуманной ими же для своего "избранного народа" Торы, каббалы — учения, направленного против христианства».