Книга Без окон, без дверей - Джо Шрайбер

Картина такая живая, что даже во сне сердце заколотилось. Все замедлилось, детали обрели резкость. Видно, как на усталом лице матери отражаются краски с экрана, слышен запах отцовской туалетной воды «Вельва», смешанный с газом послеобеденной стариковской отрыжки. Тут и там зрители хрустят попкорном. Отец сдерживает зевоту. Эмоциональное восприятие обострилось: Оуэн злился, что торчит здесь, тогда как Скотт в колледже на свободе, проклинал город, родителей и внучатного дядюшку Бутча. Всем известно, что внучатный дядюшка Бутч ненормальный. Все миссионеры — дурные пиявки, высасывают деньги, прикидываясь, будто делают Божье дело, и если им поверишь, то они тебя высосут. И вот овцы строятся в ряд перед стрижкой одна за другой.

Где-то в зрительном зале заплакал ребенок. Сначала Оуэн старался не обращать внимания, сосредоточившись на своей собственной злости, сжав ее в груди в твердый черный мячик. Боль вызвала извращенный взволнованный трепет, будто он прикусил ногти, до крови впившиеся в десны. Но когда детский плач перешел в настоящий рев, стало ясно, что за спиной происходит нечто, не связанное с кино.

Собравшись оглянуться, Оуэн посмотрел на экран. На нем вместо красивших стены миссионеров была бледная девочка в голубом, с широко распростертыми руками. Этот невинный образ почему-то его очень сильно расстроил, и не только его одного. В нескольких рядах позади визжал ребенок, будто его пытают и мучают. Оуэн разом увидел звезды, рот наполнился тошнотворной слюной — ясно, сейчас его вырвет. Либо он сам заплачет. Справа отец прикрыл рукой глаза, тоже плачет или зевает. Ни в чем нет ни малейшего смысла.

«Мне все это только кажется, потому что я пьян, — смутно подумал он. — Напился, потому что нынче годовщина пожара. Снится кошмарный сон, проклятые посттравматические воспоминания, как у вьетнамских ветеранов, только не о войне, а об этом. Проснусь дрожа, в луже мочи, все будут надо мной смеяться, но я все же проснусь».

Кошмар с каждой секундой становится реальнее. Между детскими воплями и изображением на экране происходит какое-то третье действие. На уроках химии в школе им объясняли, что некоторые соединения, сами по себе инертные, составляют с другими смертельные смеси, но что тут смешалось? Оуэн чуял кипящую тучу взрывоопасной энергии, словно кинотеатр наполнился природным газом.

В глубоком сне возникло невыносимое предчувствие неотвратимой катастрофы. Он вскочил с кресла, протиснулся мимо матери, которая нахмурилась: «Ты куда это?» — споткнулся, упал в темном проходе, разбил колено о ручку сиденья, пробираясь к двери с красной табличкой «Выход». Головы укоризненно поворачивались, а он игнорировал. Сделал три шага, увидел кричавшего мальчика трех-четырех лет, красивого, светловолосого, с выпученными глазами, безрассудно испуганного. Он стоял на сиденье, протягивая к нему руки и умоляя: «Забери меня отсюда ко всем чертям, мистер!»

Даже не думая, паренек Оуэн схватил ребенка, тогда как взрослый Оуэн беспомощно барахтался в пьяном сне, сразу вспомнив своего сына Генри. Конечно, мальчишка на сиденье не Генри — Генри родился только через пятнадцать лет после пожара, — хотя сходство меж ними совсем не случайно. Последнее, что он услышал от мальчика перед тем, как по кинотеатру прокатился огненный вал, был сорвавшийся с его губ неоконченный крик, одно слово, которое все изменило:

Папочка.

Глава 27

Соня впихнула Генри на заднее сиденье и осторожно, медленно поехала к «Фуско», чувствуя, как задние колеса скользят и елозят по плотному снегу. Видела в зеркале заднего обзора едущего следом Реда. Когда подъехала к бару, пристегнутый ремнем мальчик спал. Она дождалась, пока Ред подъедет и подойдет.

— Иди говори, а мы тут обождем.

Ред покорно кивнул и направился в бар, как на виселицу, видимо идеально усвоив такую привычку, просто живя в этом городе. Наблюдая за ним, Соня почуяла, как в душе шевельнулась искренняя симпатия, и постаралась ее подавить. Больше не надо никакой эмоциональной привязанности, тем более к женатому мужчине.

Иначе что дальше?

Генри уткнулся в грудь подбородком. Не особенно хочется везти его домой к Эрлу, хоть выбор сокращается с каждой минутой. Она снова позвонила Скотту, и на этот раз он ответил.

— Где ты? — спросила Соня.

— Дома… в Круглом доме. — Голос гулкий, хриплый, неузнаваемый. — В лесу, — сказал он и добавил: — Пишу.

Она выпалила, не успев удержаться:

— Я видела тебя у Колетты.

Последовало долгое глубокое молчание.

— Как… — Скотт умолк. — Ты была за окном? Подглядывала за нами?

— А ты что там делал?

Он не ответил. Оба целую минуту молчали. В долгом молчании Соня увидела головокружительное совпадение прошлого с настоящим, будто они толкуют о том, что было шестнадцать лет назад, когда она его видела в окне Колетты. Возникло тревожное ощущение, что и он это видит, они оба попали в одну хронологическую червоточину, вернувшись в тот день, перед выпускным вечером. Снег залепил лобовое стекло, на время затмив улицу. Время вертится назад в Милберне, штат Нью-Гэмпшир. Если не проследить, сам закрутишься вместе с ним.

Соня заговорила первой:

— Я… Реда искала. Кое-что случилось.

— Что?

Вспомнив о мальчике, она понизила голос:

— Оуэн оставил Генри в фургоне, пошел в бар, напился, Генри убежал. Мы нашли его в старом кинотеатре «Бижу», где идет реконструкция.

— Он был внутри? С ним все в порядке?

— Сейчас все хорошо, — ответила Соня. — Только я сегодня не хочу отправлять его домой с Оуэном.

— Может, мне приехать, забрать его?

Она что-то заметила краем глаза, оглянулась, увидела, как дверь бара открылась, в ней замаячил Ред, топчась в заснеженных ботинках.

— Минуточку. — Соня зажала пальцем крошечный микрофон сотовой трубки, дождалась, пока Ред подойдет, опустила стекло. — Ну?

— Оуэн намертво отключился, — сообщил он. — Я разговаривал с человеком в полной коме. Лиза попросила парней оттащить его в подсобку проспаться. — Он покачал головой. — Я с ним утром побеседую.

— Еду, — сказал в трубке голос Скотта, когда Ред повернулся и пошел прочь.

— Постой. — Видя сквозь шторы происходившее вечером в доме Макгуайров, Соня побаивалась отдавать мальчика Скотту. Голос у него сдавленный, механический, будто читает текст с одному ему видимых шпаргалок.

— В чем дело? — спросил он.

— Похоже, Оуэн пьян до бесчувствия.

— Черт возьми! — Скотт издал звериное рычание, которого она никогда от него не слышала.

— Подожди, ты уверен…

— Это мой племянник.

— Он со мной, — сказала Соня. — Я его к тебе привезу.

— Знаешь, как доехать?

— Я была там с тобой в первый раз. Помнишь?