Книга Астронавты - Станислав Лем

В начале четвёртого расстояние уменьшилось до двухсот километров, как сообщили нам непрерывно работающие радарные альтиметры. На север от нас двигался кратер Тихо с огромным, раскинутым на тысячи километров веером холодной лавы, покрывавшей более низкие горные хребты и барьеры. Солнце переливалось на этой остекленевшей поверхности отблесками, похожими на молнии. Мы приближались к терминатору — линии, отделяющей освещённую часть мёртвого мира от неосвещённой. Там, на границе ночи и дня, горизонтальные, почти параллельные грунту, солнечные лучи обрисовывали зловещую архитектонику скал. Из пространств, лежащих на ночной стороне, вставали добела раскалёнными точками вершины самых высоких пиков. Под нами и перед нами лежала равнина Южного моря. Я заметил на его поверхности тёмное, тонкое как игла пятнышко, двигавшееся с большой скоростью, и, присмотревшись повнимательнее, догадался, что это тень от ракеты. Я хотел было указать на неё Солтыку, стоявшему рядом со мной, но по его суровому и взволнованному зрелищем полёта лицу понял, что он тоже заметил её. В этот момент большой диск экрана погас, словно задутое пламя. Мы очутились во мраке, царившем за неосвещённой частью Луны, таком непроглядном, что хотя инженер погасил огни в Централи, нам ничего увидеть не удалось. Солтык переключил телевизоры на радар, и вот в темноте каюты показались коричневато-зелёные контуры лунных кратеров. Это было необычайное зрелище: рядом, на расстоянии вытянутой руки, светились, словно повиснув в пространстве, круглые ряды цифр на приборах «Предиктора», а с экрана, над которым мы склонились втроём, падал глубинный подводный свет, от которого лица, казалось, превратились в маски, испещрённые чёрными тенями. Тем временем «Космократор», погружённый в отбрасываемую Луной полосу тени, мчался всё с тою же скоростью. Немного спустя начался процесс, обратный тому, который мы наблюдали, приближаясь к Луне: рельеф поверхности начал размываться, кольцеобразные горы сбегались к центру экрана, становясь всё меньше и меньше, поверхность спутника двигалась всё медленнее и, наконец, словно остановилась. Луна, теперь уже представлявшая собой наполовину освещённый, наполовину тёмный шар, осталась позади.

Солтык зажёг свет и, взяв фотоаппарат, пошёл с астрономом в лабораторию. Я остался один и уселся перед экраном, направленным к носу корабля. В глубокой тишине звонко тикали счётчики Гейгера. Каждый такой звук означал, что внутри «Космократора» пролетела частица космического излучения, пробив стены и водяную оболочку ракеты. Это медленное, мерное тиканье иногда ускорялось: очевидно, мы пролетали тогда полосу лучей, испускаемых какой-нибудь отдалённой звездой.

После полудня Солтык предложил мне осмотреть и проверить скафандры, в которых мы будем передвигаться на поверхности Венеры. Славный парень этот инженер! Я знаю, что дело это не было ни спешным, ни необходимым, но он видел, как я бесцельно брожу по ракете, и попросту хотел чем-нибудь занять меня. Я пошёл на верхний ярус, в грузовое отделение. Проходя вертикальную шахту, я каждый раз ощущаю непривычное чувство потери веса, так как в центре ракеты центробежная сила не действует; здесь можно, оттолкнувшись от ступеньки лестницы, надолго повиснуть в воздухе с несколько странным и смешным чувством, как будто тело расстаётся с душой, как это иногда бывает во сне.

Скафандры наши я нашёл, конечно, в полном порядке. Они состоят из очень лёгкого комбинезона и удобного шлема, легко и быстро снимающегося. Комбинезон сделан из прочного, мягкого на ощупь искусственного волокна, такого лёгкого, что комбинезон весит едва три четверти килограмма. Шлем не похож на водолазный, так как имеет форму конуса с закруглённой верхушкой. Шире всего он у основания. Чандрасекар определил его форму как гиперболоид вращения. По обеим сторонам у него торчат вогнутые рефлекторы из металлической сетки; это антенны миниатюрного радара, экран которого находится внутри шлема на уровне рта. Перед глазами имеется овальное окошко, позволяющее хорошо видеть в нормальных условиях, в тумане же или в темноте можно пользоваться радаром. Ещё на Земле мы ходили в этих скафандрах по нескольку дней подряд и убедились, что они очень удобны. Вид у человека в скафандре, конечно, непривычный. Округлые металлические «уши» придают ему сходство с летучей мышью. Кроме множества различных приспособлений вроде электрического обогрева и охлаждения, детекторов излучения, кислородного прибора, скафандр снабжён радиоприбором размером не больше самопишущей ручки. Проблема размещения в нём всех катушек, контуров и конденсаторов решена очень остроумно: все они нарисованы химической серебряной краской на стекле радиоламп (их в приборе две). При обжиге краска эта затвердевает, как эмаль. Таким путём получаются соединения, настолько прочные, что для того, чтобы повредить их, нужно разбить весь аппарат молотком. Излучаемая волна длиной в двадцать сантиметров позволяет держать связь только по прямой, то есть на расстоянии около четырёх километров на равнине. Если же прибор находится высоко — в горах или на самолёте, — то радиус действия увеличивается до полутораста километров.

Я заглянул также в отсек с вертолётом, а потом туда, где лежало альпийское и полярное снаряжение, чтобы утешить себя хотя бы его видом. Вернувшись в Централь, я застал там Осватича, Арсеньева и Лао Цзу. Они совершали у радиоприёмника таинственный обряд, называемый «подслушиванием звёзд». Излучаемые звёздами электромагнитные волны собираются помещёнными на носу ракеты линзами, состоящими из полых металлических цилиндров; пройдя через усилитель, они рисуют на катодных осциллографах дрожащие зеленоватые линии. Учёные, перекидываясь односложными словами, записывали цифры в дневник наблюдений. Заметив меня, Арсеньев улыбнулся и, чтобы, как он сказал, внести в работу разнообразие, подключил к аппарату громкоговоритель. Звёздное излучение перешло в звуки: послышался глухой треск, прерываемый резкими короткими свистками.

— Так говорят с нами звёзды, — произнёс астроном. Он уже не улыбался, и я невольно тоже стал серьёзным. Пробыв долго в ракете, человек привыкает к окружающим его необычным условиям и только в такие минуты, как эта, ощущает вдруг, что от бездонной чёрной пустоты, в которой нет ничего, кроме облаков раскалённого газа да электрических волн, его отделяет лишь тонкая металлическая оболочка.

После полудня у меня было четырёхчасовое навигационное дежурство. За это время не случилось ничего, достойного внимания. Вечером я был немного занят, так как одна из труб шлюзовой станции начала пропускать воздух и нужно было её починить. После работы я вернулся в каюту с приятным чувством лёгкой физической усталости. Ночью мне приснилось, что я маленький мальчик и что дедушка обещал взять меня на прогулку в горы, если будет хорошая погода. В моей детской комнате стоял аквариум. В солнечные дни блики, отражённые водой, падали на потолок белым кружком. Проснувшись, я наяву увидел над собою белое пятно и, ещё не придя в себя, вскочил, радуясь, что солнц» светит и что я пойду с дедушкой в горы. В следующую секунду я всё понял и медленно опустился на койку: белым кружком на тёмном фоне телевизорного экрана была Земля.

КАНЧ

В течение следующей недели полёт продолжался без приключений. «Космократор», описывая дугу, напоминающую по форме очень вытянутую гиперболу, приближался к цели, которая из светлой искры уже превратилась в крошечный голубоватый кружок, медленно движущийся среди неподвижных звёзд.