Книга Жертва негодяя - Луиза Аллен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И весьма хорошенькая, замечу. Разве ваша компаньонка никогда не говорила вам, что сбрасывать туфли на публике неприлично? — Он сдвинул ладонь на свод ее ступни, обхватил ее пальцами и удержал, когда она попыталась отдернуть ногу. — Расслабьтесь.
— Расслабиться, когда вы залезли мне под юбку?
— А разве вам не нравится? — Его большой палец поглаживал подъем ее ступни, в то время как остальные щекотали пятку. Это волновало и напоминало Их интимные ласки.
— Я закричу.
— Нет, не закричите. — Он приподнялся с лежака, опустился перед ней на колени, склонился и приподнял ее ногу. — Миленькие пальчики, однако.
— Не рассматривайте мои пальцы, — произнесла она отрывистым, приказным тоном и сдавленно вскрикнула, когда он начал посасывать их через ее чулок. — Прекратите!
В ответ его рука скользнула по ее ноге к колену, потянула ленту подвязки и начала скатывать ее чулок вниз.
— Элис, прекратите сию же минуту… Ох…
Чулок был снят, ее голые пальчики снова оказались у него во рту, и он сосредоточенно и жадно посасывал и облизывал каждый из них. Это было чудесно. Это было возмутительно — ей следует остановить его. Но Перси не могла и как-то неэлегантно заваливалась на подушки изголовья: ее сопротивление довело эту сцену до крайнего неприличия.
«Почему эта ласка так воспламеняет?» — недоумевала она. И Элису, должно быть, нравится делать это. Правда, она не видит его лицо, только темноволосую голову, склонившуюся над ее ногой, а он посасывает ее большой палец, полностью обхватив его губами.
— А-ах…
Он отпустил ее и снова начал поглаживать щиколотку и свод стопы.
— Расскажите мне эту повесть.
— Как я могу сосредоточиться, если вы?..
— Вы желаете меня остановить? — Он взглянул на нее через проемы полога, в глазах его плясали дьявольские огоньки.
— Да! Нет… нет.
— Продолжим тогда. — Он снова сомкнул губы вокруг ее пальцев, но на этот раз только нежно покусывал их.
— Э… — Она заставила себя сосредоточиться. — Полагаю, надо сразиться на мечах. Де Бланшевиль был освобожден — о, как волшебно, не останавливайтесь… Освобожден юнгой Томом, но на самом деле это переодетая прелестная Мария. Она проникла на корабль, чтобы последовать за Верным Сердцем, к которому питает нежные чувства и думает, что, если де Бланшевиль уведет Анжелику, тогда Верное Сердце перестанет желать ее и… ах, о-о, умоляю… будет принадлежать Марии.
— Умоляете? — Он снова поднял голову, отпустил ее ступню и сел на край лежака. — О чем, Перси?
— Не знаю! — Она чувствовала его бедро, прижатое к ее ногам. Элис наклонился к ней, и ее голос дрогнул. — Это были пальцы моей ноги. Пальцы не…
— Эротичны? О, это не так. Каждый дюйм вашего тела, снаружи или внутри, эротичен, Перси. Подумайте, как здорово было бы обнаружить, насколько чувствительны ваши брови, мочки уха, бедра… — Его ладонь скользила вверх по ее ноге, и он склонился ближе. — И мой язык желает исследовать эти неоткрытые области.
— После сочельника я уже не думаю, что это будет мудро, — сумела вымолвить Перси. Восемь лет назад его любовь не была столь изощренной. Он явно успел напрактиковаться.
— И не думайте. — Его дыхание коснулось ее губ; его ладонь, сложенная лодочкой, интимно легла на нее. Она закрыла глаза, дрожа и вздыхая, и услышала, как вдалеке что-то хлопнуло.
Элис в одно движение подскочил на ноги, подоткнул ее чулок под юбку и одернул подол, расправив его вокруг ее ног. Хлопнула дверь кают-компании.
Перси поднялась и села на лежаке, подобрав под себя ноги и обмахивая покрасневшее лицо обеими руками. Элис уже сидел в шезлонге подле тента, заинтересованно склонившись над ее раскрытой тетрадью. Приближающиеся голоса принадлежали братьям Чаттертон и Эйврил.
— Ах вот вы где, Перси. — Эйврил заглянула под навес. — О чем вы задумались?
— Сочиняем, — непринужденно ответил Элис. — Мы только что согласились, что в этом романе не хватает дуэли.
Раздались возгласы всеобщего одобрения.
— Кому-то придется написать эту сцену вместо меня — я никогда не видела поединков на мечах, — с трудом произнесла Перси.
— Завтра же будем выписывать кренделя на полуюте — чем не сцена, — заявил Коль. — А вы можете взять это на заметку. У меня есть рапиры. Дэн?
Его брат тяжело вздохнул и простонал:
— Ты же знаешь, я не умею пикироваться.
— Я выйду на бой с вами, — предложил Элис. — Почему бы не порезвиться после завтрака? Компаньонки не будут возражать — всего лишь безобидное фехтование.
— Мне очень хотелось бы попробовать, — тоскливо протянула Перси. Ее обуревало желание ринуться в жестокий бой. — Вы покажете мне, мистер Чаттертон?
— Конечно! — За время путешествия Коль стал весьма развязным. И не только он, подумала Перси, обмахиваясь веером. — Почему бы леди не освоить несколько приличных приемов с превосходным учителем?
— Нет. — Элис продолжал сидеть в шезлонге все в той же ленивой позе, но его голос прозвучал жестко. — Если вы так настаиваете, я сам покажу вам.
— Леди Перси попросила меня, — стоял на своем Коль. Атмосфера слегка накалилась.
— Я буду оспаривать у вас эту привилегию, — заявил Элис.
Коль сощурил глаза и напрягся всем телом, но Эйврил хлопнула в ладоши и рассмеялась:
— Как здорово! Можно заключать пари? Рискну на десять рупий за лорда Линдона.
— А я ставлю столько же на брата, — подхватил Дэниел.
Глаза Элиса при солнечном свете отливали янтарным блеском, как у большого кота, и Перси зябко повела плечами.
— Кто еще за меня? Леди Перси?
— Десять рупий на мистера Чаттертона, — отозвалась она.
— Тогда, если я выиграю, потребую от вас свой фант[21], — парировал Элис.
— Неужели? — Перси хотела скрыть свое волнение, но голос выдал ее. — Уверена, ваш выбор будет безупречен, милорд. То есть если вы выиграете. Джентльмены, может быть, вы уважите мою просьбу? Мне надо кое-что обсудить с леди Хейдон.
Мужчины отошли, а Элис, криво улыбаясь, помедлил, сделав вид, что убирает тетрадь в карман, затем наклонился и положил ее на край лежака.
— Что это? Кто-то, должно быть, обронил. Ваша?
Голубая лента ее подвязки свешивалась между его пальцами, теми самыми, что недавно так интимно ласкали ее.
— Определенно, нет.
— Ну что ж, пожалуй, сохраню вещицу. — Он опустил ее в карман и отбыл, пока у Перси все кипело внутри.