Книга Невеста Единорога - Кейси Майклз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я горько разочаровался в своем отце, Каролина. С сожалением вынужден это признать, — проговорил Морган. — Мы всегда были с ним не в ладах, почти с тех самых пор, как я перестал держаться за материнскую юбку. Джереми всегда был для него лучшим сыном, чем я. — Он помолчал с минуту, недоумевая, чем вызвана такая его откровенность, затем продолжил рассказ, испытывая странное чувство облегчения: — Когда Джереми единственный раз проявил непослушание, сбежав из дома на войну, чтобы разыскать там меня, это было с его стороны восстанием против авторитета отца, приведшим к тому, что он умер как герой. А я остался в живых, чтобы влачить бремя вины. Вещи Джереми хранятся в неприкосновенности в его комнате, как священные реликвии, чтобы отец мог молиться в этом склепе, который он воздвиг в память о своем младшем сыне.
Она подняла голову и заглянула ему в глаза:
— Его милость обвиняет вас? Ах, Морган, это так несправедливо. Как может ваш отец, который кажется очень богобоязненным, быть таким злопамятным?
Морган слегка улыбнулся:
— Да нет, моя крошка, он простил меня. Он даже возносит молитвы за спасение моей бессмертной души. Но вы, моя в высшей степени наблюдательная маленькая Каро, заметили то, в чем я давно уже убедился: быть прощенным и быть любимым — это совершенно разные вещи. Я смирился с этим и теперь с уверенностью могу сказать, что его дурное мнение обо мне не имеет никакого значения, что я взрослый человек, который живет так, как ему нравится.
Она покачала головой. В глазах у нее стояли слезы.
— Вы оказались таким же сиротой, как и я, Морган, хотя вам даже хуже, чем мне. У меня, по крайней мере, есть тетя Летиция, Ферди и Персик.
— Сирота… Интересная, хотя и не слишком ободряющая мысль. — Он сжал ладонями ее лицо, утирая большими пальцами слезы на ее щеках. — Но довольно слезливой жалости к себе, Каролина. Только пообещайте мне, что не будете упоминать о Джереми, разговаривая с отцом. Достаточно того, что я уговорил его поехать с нами в Лондон. Может быть, это и глупо, но я все еще питаю слабую надежду на то, что наша поездка в Лондон и ваше появление в обществе смогут излечить его от меланхолии.
— Вы такой хороший, любящий сын, Морган, — сказала Каролина, и Морган закрыл глаза, чтобы не видеть ее открытого, доверчивого взгляда. — Я буду очень рада, если мне удастся вам помочь. — Тут она придвинулась к Моргану и поцеловала его.
И Морган почувствовал, что рухнули преграды. Он нуждался в ее нежности, в ее любви, в утешении.
Когда Каролина попыталась отдалиться, он удержал ее, нашел ртом ее губы и принялся ласкать их. Если бы он мог вновь обрести хотя бы крупицу невинности и нежности, утраченных им много лет назад… Он крепко прижал к себе Каролину, сдавливая ее худенькие плечи своими большими ладонями, увлекая ее за собой на одеяло, запрокидывая на спину.
— Каролина. Моя дорогая, Каро, — хрипло прошептал он. Она дрожала, но это только сильнее возбуждало его.
Он чувствовал себя таким большим, неуклюжим, неловким; он понимал, как будет ругать себя впоследствии за то, что собирался сделать. Его рука скользнула под ее блузку и дотронулась до груди. Она слабо застонала. Ее сосок затвердел под его рукой.
Как ни странно, он думал только о том, чтобы доставить наслаждение Каролине, а вовсе не себе.. Он хотел доказать ей, что занятие любовью — вовсе не грязное дело.
Несколько минут Каролина лежала неподвижно, ее тело оставалось вялым и неотзывчивым, он почти уже пришел в себя и едва не отказался от задуманного, но тут почувствовал, как ее руки обхватили его, ее спина изогнулась, и она прижалась к нему. Он целовал ее грудь, гладил живот, а она молчала, не помогала ему, но и не останавливала, просто лежала неподвижно, дыша часто и неглубоко. Рука Моргана пробралась под ее юбку и принялась медленно поглаживать ее бедро — все выше и выше. Только тут она снова зашевелилась, ее ноги сами раздвинулись.
— О-о…
Это было все, что она сказала.
Он знал, что должен остановиться. Сейчас же. Он должен опустить ее юбку, закрыть ее грудь, привезти ее обратно в «Акры». Ему должно быть стыдно. Ведь она была невинной девушкой. Девственницей!
Но она расцветала под его ласками. Все ее маленькое тело словно наливалось соком и тянулось к нему.
— О-о! — снова простонала она еле слышно, но в голосе ее уже слышалась чувственность, и он знал, что это будет неправильно — остановиться.
Он шире раздвинул ей ноги и стал медленно ласкать ее нежными, но опытными и настойчивыми движениями.
Он был вознагражден несмелым вздохом изумления, порывом ее тела, прижавшегося к нему ближе.
«Это для тебя, Каро», — пронеслось у него в мозгу. — «Это расплата за все мои грехи».
Ее маленькое тело приподнялось ему навстречу и затрепетало…
И остановило его на краю, физически неудовлетворенным.
Она прильнула к нему, а он опустил ее юбку и склонил голову на ее обнаженную грудь, ловя ртом воздух и содрогаясь от внутреннего напряжения. Он оглядел раскинувшиеся вокруг поля, обвел взглядом горизонт, отчаянно пытаясь вновь обрести трезвость рассудка. Он должен полностью сосредоточиться на своих планах, не дать ослепить себя.
— Морган, — услышал он ее шепот откуда-то сверху; ее голос был приглушен слезами счастья. — Я люблю вас. Я очень люблю вас.
Он закрыл глаза.
У сердца свои законы, о которых разум ничего не знает.
Блез Паскаль
— Дульцинея, что это ты делаешь?
Каролина швырнула атласный башмачок на кучу одежды, наваленную на середину покрывала.
— Я упаковываю вещи, тетя Летиция, — ответила она, не глядя на пожилую женщину. — Я не собираюсь брать с собой все, что маркиз накупил мне, потому что это походило бы на воровство, а я не собираюсь доставлять удовольствие этому чертову выродку, подтверждая, что из свиного уха не сошьешь шелковый кошелек. Но я возьму достаточно всего, чтобы не голодать и чтобы у меня в кармане водились монеты, пока я не найду работу. Уж это-то я заслужила. Боже мой, да я заслужила гораздо больше! Кстати, где Муффи? Я ее здесь не оставлю!
— Дульцинея! Какой у тебя вид! Какая безобразная дикция! А язык! А голос! Он слишком резкий, моя дорогая. Мягко говоря.
— Да, тетя Летиция. Да, он слишком резкий, а я еще придерживаю язык, как говаривала Персик. Подожди, как только я отправлюсь в путь, тогда уж отведу душу, выругаюсь от души, можешь не сомневаться! — Второй башмачок последовал за первым, и Каролина злобно оглядела комнату. Она спешила, зная, что должна покинуть «Акры», пока не сделала чего-нибудь ужасного. Пока, например, не нашла длинного острого ножа и не вонзила его в Моргана Блейкли. Пока не схватила кочергу из камина и не размозжила ему череп.
Пока не заплакала.