Книга Последний солдат президента - Дмитрий Черкасов

– Твое дело – выполнять приказ!

– А ты что, уже командовать взялся?! – белорус тоже проявил явную злобу. Беслана взорвало.

– Ты, русак! Ты на кого голос повышаешь?! А?! – Чеченец выдернул из ножен узкий английский кинжал и взмахнул им перед отступившим на шаг Нистюком. – Ты забыл, кем ты был?! И кто тебя сюда взял?!

Рокотов мог быть доволен. И у чеченца, и у белоруса налицо были все признаки стероидной агрессии. Тестостерон, подмешанный в салаты, ослабил тормозящие психологические механизмы, и теперь любое невежливое слово собеседника приводило к конфликту.

Нистюк вскинул автомат.

– Спрячь перо, чурка! Со своими так разговаривай! Козел…

– Ах ты!.. – Беслан прыгнул вперед, целясь ножом в живот белорусу.

Нистюк ловко отскочил в сторону и двинул чеченца прикладом по шее. Тело кувырнулось в воздухе, кинжал выпал из разжавшихся пальцев. Беслан разбил нос о стену, подскочил, выхватил из-за пояса хромированную «беретту» и разрядил обойму к Нистюка.

Белоруса швырнуло на пол.

– Всем стоять! – заорал чеченец, лихорадочно перезаряжая пистолет.

– Ты что, двинулся?! – Двухметровый Миколайчук сграбастал Беслана сзади и выбил из рук «беретту». – Ты что натворил, недоумок? Что мы Сигизмунду скажем?

– Кончай его! – К чеченцу подскочил Федунич и широко размахнулся телескопической дубинкой. Но ударить он не успел. Рослый украинец отбросил Беслана вбок, перехватил летящую дубинку и заломал руку Федунича за спину. Белорус упал на колени.

– Вы все с ума посходили? На пытавшегося вскочить Беслана навалились Бондарь и Заико.

Миколайчук развернул к себе Федунича и влепил тому звонкую оплеуху.

– Приди в себя!

Федунич ошалело замотал головой. – Так, – Миколайчук вздернул вверх пудовый кулак, – хватит! Этого спеленать и-к Сигизмунду. Пусть сам разбирается. Трупы собрать. И отходим… Бондарь! Возьми людей и прочеши тоннель на пятьсот метров дальше. И сразу обратно. Погнали!

Рокотов в очередной раз заблудился, попал в какие-то полудостроенные коридоры и потратил почти пять часов, чтобы вновь выбраться к центру базы.

«А может, это и к лучшему, – бодро подумал биолог, – пока я тут плутал, мои новые друзья чуть-чуть подуспокоились и слегка потеряли бдительность… Человеческая психика – штука тонкая и нежная. Ее в постоянном напряжении держать нельзя. Пережмешь пружину, и пиши пропало. Развернется в обратную сторону так, что всем поплохеет… Похоже, этим придуркам сие неизвестно. Вместо установки стационарных постов и секретов они устроили массовое прочесывание территории. Соответственно, через сутки весь личный состав устанет. И никакие приказы в нормальное состояние их не вернут. Только отдых. Но отдыха они себе позволить не могут. Если только я не дам им передышку. Чего делать не собираюсь… Итак. Для успешного продолжения концессии мне надобно их еще раз или два взбодрить. Рельс прошел хорошо, там минимум три трупа или трое тяжелораненых… Сейчас двадцать один тридцать, – Влад нажал кнопку подсветки размеченного на двадцать четыре часа специального хронометра, купленного в элитном магазине „Grinwitch“ на Большом проспекте Петроградской стороны за полторы тысячи долларов. Дешевле найти не получилось. Требования к часам у Рокотова были жесткие, на снаряжении он не экономил, – так или иначе, через несколько часов половина отряда захочет спать. А вот если я им устрою бессонную ночь, то назавтра у большинства моих противников будет раскалываться голова. Что до меня, то я перейду на технологию сна товарища Леонардо…» Будучи биологом по профессии и экспериментатором по призванию, Рокотов частенько проводил опыты сам на себе, если встречал в научной литературе описание какой-нибудь интересной особенности человеческого организма.

Так было и со сном.

Владислав научился спать четырьмя разными способами, помимо общепринятого. Как Наполеон – по два часа в сутки, как волк или собака – просыпаясь каждые семь-десять минут, как человек, помещенный в изолированное от внешнего мира пространство и в связи с этим переходящий на тридцатишестичасовой цикл – двенадцать часов сна и двадцать четыре бодрствования, и как Леонардо да Винчи.

Последний способ был наиболее интересен.

Великий энциклопедист эпохи Возрождения экспериментальным путем вывел ту методику отдыха, которая позволяла ему работать сутками напролет. Причем способ Леонардо был прост – сон по пятнадцать минут каждые четыре часа. Итого – полтора часа в сутки. Шесть пятнадцатиминутных перерывов полностью восстанавливают все функции организма и разлагают все накапливающиеся в мозговых тканях вредные вещества. Благодаря такому режиму да Винчи успел за свою жизнь сделать в несколько раз больше, чем его современники.

Но метод Леонардо не прижился.

И не потому, что его было сложно освоить. Как раз наоборот – приучить себя к подобному режиму сна достаточно просто, это занимает всего месяц. Дело в другом – большинство людей теряется, когда получает в свое распоряжение двадцать два с половиной часа свободного времени в сутки и не знает, что с ним делать. К тому же метод Леонардо кардинально меняет структуру всего общества, переводя его фактически на круглосуточное бодрствование с краткими перерывами на сон.

Для подавляющего числа Хомо Сапиенсов такой режим неприемлем, ибо он вызовет накопление стресса от вынужденного безделья и неумения распоряжаться своим временем.

Владислав же знал, на что ему потратить свободные часы. Сколько он себя помнил, ему всегда было чем заняться – спорт, чтение, научная работа, написание статей и рефератов, эксперименты с химическими веществами, приносящими дополнительный доход, поиски нужных сведений в Интернете или в библиотеке. Так что к методу Леонардо он прибегал достаточно часто.

«Круглосуточный бодрячок – это сильно. К тому же мои перманентные удары со всех сторон создадут у противника впечатление, что действует целая группа из четырех-пяти диверсов. Это крайне важно. Изначально не правильный просчет ситуации и опора на неверные сведения – путь к провалу. Одиночку ловить гораздо сложнее, чем группу. Это только кажется, что одиночка меньше может. Наоборот… В группе всегда надо кого-то прикрывать, страховать, иногда контролировать. А автономная боевая единица совершенно непредсказуема. Так и запишем…» Рокотов протиснулся между вертикальными трубами и очутился в знакомом узком коридорчике с амбразурками по одной стене.

«Замечательно… Отсюда у меня сразу три пути отхода. В принципе, можно дать очередь по первому же встречному, будучи надежно защищенным железобетоном. Однако стоит ли? Не уверен… Стрельба – это слишком стандартно. К огнестрельному оружию можно обратиться в любой момент, благо теперь я им оснащен. И оснащен прилично. Но первоочередная задача – не мочить максимальное число противников, а вывести их из себя. Напугать до одури, дать какую-нибудь совершенно идиотическую вводную… Кстати говоря, еще и закрепить их подозрения в англоязычное гипотетической группы. Можно, конечно, пострелять и поорать что-то в гарлемском стиле. „What did you say about my mom, you, motherfucker?!“ [Что ты сказал про мою мамочку, ты, ублюдок?! – англ.] Или „Whom you called nigger, balls'tumer?“ [Ты кого, коалина, ниггером назвал? – англ.] He важно, поймут ли они суть сказанного. Главное – уловят заокеанскую речь. И окончательно уверятся в том, что сражаются с америкосами или бриттами… А если среди них кто-нибудь англоговорящий есть? Типа старшего? Не страшно. Говорю я чисто, подозрений не вызову. Тот же Коннор меня поначалу за. канадца принимал…» Владислав осторожно выглянул через амбразуру в соседний тоннель.