Книга Елка. Из школы с любовью, или Дневник учительницы - Ольга Камаева

— Ладно, совсем я тебе голову заморочил, — устало вздохнул дядя Витя.

Мама с Леонидом Петровичем стояли у вокзала и, пока мы подходили, то и дело тревожно поглядывали в нашу сторону. Вряд ли они слышали сам разговор, но и повышенный тон уже был безусловным поводом для беспокойства. Однако на мамин робкий вопрос мы дружно сделали недоуменные лица и категорически отмели всяческие ее подозрения.

Только уже у вагона, прощаясь, дядя Витя тихонько шепнул мне:

— Но имей в виду, иногда ей эта процедура полезна. Я про голову.

Он уехал, а я осталась совершенно ошарашенная. Еще пару часов назад безоговорочно уверенная в своей правоте, сейчас я разрывалась между тем, что знала, и тем, что узнала. Почти физически ощущала, как убеждения мои, за студенческие годы утрамбованные в плотный, до состояния камня, клубок, теперь тяжело, с неимоверным усилием раздирались. Туго скрученные нити не поддавались, рвались, и их концы беспомощно торчали, ища продолжения. Но пока соединить эти обрывки я была не в силах.

Как не в силах осознать, что дядя Витя — самый хороший, добрый и умный — вдруг оказался закоренелым сталинистом. Хоть он этого и не признает.

И что мне теперь делать?

Жить, будто ничего не случилось? Невозможно.

Начать его презирать? Глупо.

Больше не разговаривать о политике? Может быть…

И ведь знаю, что говорит он неправильно, и чувствую — есть слабые места! — а переспорить не могу. И знаний не хватает, и умения…

Вот! Нашла! Обязательно, непременно буду с ним спорить! Чтобы, наконец, научиться за себя постоять!

P.S. Себя не обманывай. Ты уже чувствуешь, что он в чем-то прав, но пока не хочешь это признавать. Конечно, не насчет Сталина, насчет другого. И не находишь иного способа дать себе возможность пусть пока не соглашаться, но слушать. Сама ведь недавно удивлялась, что в учебнике нет ни строчки про детей-героев. И сама убеждала: хотите знать, как было, — крутите мяч!

Ну вот! Уже на твою мельницу воду лью, дядя Витя.

5 февраля

После уроков договорились с Наташей сходить в цветочный магазин. У ее тетушки — яростной любительницы горшечных растений — подоспел очередной день рождения, и теперь вся родня бегала в поисках чего-то эдакого. Я была приглашена в качестве почетного эскорта и эксперта.

Пока Наташа собиралась, я от нечего делать разглядывала с десяток цветных картинок, лежащих у нее на столе.

— А, это мои несуны стараются, — улыбнулась она. — Как оценки приспичит исправлять, так они в Интернете откопают что-нибудь, распечатают и ко мне бегут. С этим, — махнула она рукой на листы, — вообще смех. Представляешь, из шестого один принес. Я ему объясняю: мы Первую мировую только через три года будем изучать. А он: но ведь на цветном же принтере распечатал, хоть четверку поставьте. Во как! «Ведь на цветном же!» — передразнила она, скорчив рожицу.

У меня самой таких ходоков в конце четверти хоть отбавляй. А куда деваться? Пригодится…

На листах оказались распечатанные к уроку слайды, вполне, кстати, профессиональные. С планом занятия, целью, картами, фотографиями. Я повертела их и уже хотела положить, как вдруг чуть не выронила от удивления:

— Наташ, а ты читала, что тебе твой двоечник принес?

— Нет, — растерялась она. — Посмотрела мельком. А что такое?

— Ты только послушай! «Начало войны вызвало в России взрыв патриотизма. В крупных городах прошли антигерманские манифестации и погромы. Санкт-Петербург был переименован в Петроград. Уже в 1-е дни на мобилизационные пункты явились почти все военнообязанные. Женщины добровольно работали санитарками».[5]Ничего себе!

Наташа напряглась, но промолчала.

— Да ты что? С каких это пор погромы стали проявлением патриотизма?

Она взяла лист, перечитала:

— Знаешь, а я бы, наверно, и не заметила…

Хотела над ней поглумиться, а потом подумала: наверняка не одна она не заметила. Даже автор не понял, что написал. Потому что пусть уж он лучше будет дурак и растяпа, чем националист и провокатор.

7 февраля

Сегодня сидели с Сережей дома, смотрели «Титаник». Я опять втихушку плакала: жалко же…

Оказывается, Сережа фильм ни разу не видел. Когда шел премьерный показ, он был на объекте где-то на своих Северах, а потом шумиха улеглась, и поводов для встречи у них почти не осталось. Почти, потому что кино «а-ля романтик» явно не его формат.

Сначала немного расстроилась. Когда любишь, хочется совпадений. Чтобы «единое целое», «две половинки» или что-то в этом роде. (Ну вот, уже и на банальности потянуло. Это все «Титаник» виноват!)

А потом поняла: все правильно. Он просто сказал свое мнение — не отстаивал его с пеной у рта, не настаивал на нем уперто, не соглашался малодушно, думая совсем другое… Умный человек так и должен делать. А Сережа — умный.

Ему вообще повезло, он живет в свое время. Активный, практичный, основательный — крепко стоит на ногах. Знает, чего хочет, но желания его не из области умозрительных идеек. И в то же время есть в нем какая-то человеческая легкость, он не грузит, не занудствует.

Не то что некоторые.

Так, приехали…

В конце концов, плюс и минус всегда притягиваются!

И не такой уж я сильно отрицательный минус! Я, можно сказать, положительный минус! (И это, что ли, на «Титаник» списать?)

P.S. Думала, с чем бы нас с Сережей сравнить, и придумала: он — каменная башня на высоком юру, а я над ее крышей флажком на ветру бьюсь.

По-моему, очень похоже.

10 февраля

Переключала каналы и случайно зацепилась за крикливое ток-шоу. Обычно такие вещи не смотрю: сидят дядьки, друг друга не слушают — лишь бы свое успеть вытряхнуть, и с претензией на авторство толкают прописные истины. Но, признаюсь, тот тяжелый разговор с дядей Витей до сих пор не дает покоя. Занозой засел. Особенно его горькое: «Почему терпел? Почему не сопротивлялся?..»

Сегодня обсуждали, как всегда, глобальное: Россия по большинству позиций продолжает уверенно скатываться вниз, а потому, братцы, даешь спасение страны! Только один ма-а-аленький вопрос: что для этого необходимо сделать в первую очередь? Ну и, естественно, все начали тянуть одеяло на себя. Картинки рисовали исключительно колоритные для усиления образного воздействия. Одни кричали про неотложную реанимацию бездыханного сельского хозяйства, другие — про костыли для поднимающейся с колен промышленности, про срочную мобилизацию сил для развития космоса — это, наверное, военные… И — хором: нужны деньги, нужны деньги, нужны деньги…