Книга Пилюля - Артур Жейнов

– Ты забыл, как надо себя вести в моем присутствии? – спросил Рэм. – Выкинешь такое еще раз, и вместо чашки в голову полетит пуля. Я привязываюсь к людям, Фил. Я пытаюсь сделать общество лучше.

А что делаешь ты? Нам пожертвована львиная доля космического разума, и как мы этим пользуемся? Человек, это всегда звучало гордо. Я люблю людей и стараюсь не замечать их недостатков. Но всему есть предел. С безнадежными церемониться я не буду. Если высшим силам понадобится, я готов исполнить роль палача. Вот с тебя и начну. Скажи, друг, только искренне, ты ведь еще веришь в добро и хочешь служить ему?

Фил, всхлипнув, утвердительно качнул головой.

– Вот видишь, – Рэм улыбнулся, спрятал пистолет и протянул руку. – Рассудительный, деликатный старина Фил возвращается к нам. Лежащий на полу взял босса за кисть, поднялся. Пришла девочка и стала сметать в совочек осколки фарфора. Рэм терпеливо наблюдал за реакцией Фила. Тот держался стойко, но как только девушка принесла новую чашку кофе, на губах человека-кролика еле заметно запузырилась слюна. Шеф поморщился, достал из кармана телефон и вышел из комнаты.

– Здравствуйте, профессор! – донесся с улицы его голос. – Как здоровье?! Кто? Разве у нас так много друзей, чтобы забывать друг друга, а! Павел Игоревич?! Так, как вы говорите здоровье?! Это несказанно радует! А у меня беда. Не знаю к кому и обратиться. Вернулся мой приятель из командировки… Совсем больной вернулся. Вы бы ему хоть пару саженцев акации прислали, а то бедняга все табуретки сгрыз. Как-как… Слюнки пускает, ушками дергает, собственным гаремом обзавелся… Ах, ничего страшного?! Один тоже так говорил, пока ему скорпионов в трусы не накидали. Вы ни при чем? Ничего не знаете… Павел Игоревич, посчитайте, пожалуйста, сколько у вас пальцев на ногах. Я знаю, что вы ничего не знаете. Просто посчитайте… Да, праздное любопытство… Вы, точно, все посчитали? Я ведь узнаю. Теперь назовите тот, который хотите оставить. Даю вам слово офицера, его я не трону. Что значит, он сам виноват? Вот как?.. Как это пробрался? А вы где были? Угу…

Пока шеф говорил по телефону, на ноутбук Фила пришло сообщение. Прочитав его, он стремглав кинулся к окну.

– Рэм! Рэм! – закричал он на всю улицу. – Мы нашли его, Рэм! Объявилша наш рушкий! Он в тюрьме, в тридшати километрах от наш! Рэм, это я! Я нашел его!..

Хуши сказал: «К летящему в пропасть рук помощи не тянут «вот и хватаются за копыта»

Это была на удивление чистая и просторная камера. В других заключенных было битком. Там не только спали, но и сидели по очереди. Саня слышал нестихающие стоны измученных людей и проклятия в адрес тюремщиков.

Он был здесь единственный европеец, и поэтому отношение к нему было особое. Те, что привели его сюда, еще не знали, как с ним быть. Камеру ему выделили отдельную, но на прогулку он выходил вместе со всеми, и кормили его как всех. Впрочем, за четыре дня, которые молодой человек провел в тюрьме, к еде он так ни разу не притронулся.

Первый день он с замиранием сердца следил, как мимо его камеры проходит охранник. Все ждал, что тот откроет замок и скажет, что пришла Рита. Но Рита не приходила, и каждую секунду внутри него будто что-то умирало. Он хотел защищать ее, хотел радовать, готов был жить для нее, но ей это оказалось не нужно. В голове прокручивались одни и те же кадры: его ведут за руки, впереди маячит спина полицейского, открывается дверь, вечерняя прохлада вмиг обволакивает вспотевшее тело. Вокруг толпятся люди, тычут в него пальцами, а там вдалеке, у фонтана, она. Холодная, безучастная. Он умоляет ее: «Оглянись!», но она не слышит. Она отворачивается.

Прошло четыре дня, и ему уже не хотелось ни радовать ее, ни защищать. Обида вытеснила все желания и мечты. Обида затуманила разум. Он вспоминал каждый ее вздох, каждый взгляд, ее признания и клятвы всегда быть вместе, оберегать, верить… Эти воспоминания, будто раскаленные клейма, впивались в его сердце, оставляя на нем уродливые болезненные шрамы.

Обычно на прогулку заключенных выводили по утрам, но в этот день их томили в душных камерах почти до вечера. Диск солнца уже скрылся за высокими стенами, когда группы по двадцать-тридцать человек стали выводить в тюремный двор. Саня вышел последним. Обычно он отправлялся в конец двора и садился на бревно, рядом с двумя играющими в шашки индусами. Но сегодня не пошел к ним. Его внимание привлекли люди, ходившие по решетке над головами заключенных. Несмотря на оружие в руках, на охранников они похожи не были. Еще одна странность бросилась ему в глаза: двое полицейских, обычно следивших за узниками со стены через прицелы снайперских винтовок, сегодня были вооружены только дубинками.

«Военный переворот у них тут, что ли? – предположил Саня, – или это армия? А может, какое-то спец-подразделение наподобие нашей «Альфы»?»

Но он ошибался. Ни к армии, ни к спецслужбам эти люди не имели никакого отношения. Все они были телохранителями императора Метхума Справедливого. Это имя несколько раз прошептали заключенные, когда на стене, в сопровождении коменданта тюрьмы, появился грузный, одетый в ослепительно белый костюм индус. Рядом с ним стояла полная, пышногрудая индианка, одетая в красное сари и обутая в деревянные падуки с колокольчиками, окаймленные золотом. Рассматривая истощенных, грязных людей внизу, женщина брезгливо морщилась, но эта гримаса не могла испортить ее невыразительное, с одутловатыми щеками лицо.

Метхум Справедливый не спеша прогуливался над головами осужденных, иногда останавливаясь и делая знак коменданту.

Тюремщик подходил, записывал в блокнот номер осужденного, делал какую-то пометку и показывал запись индусу, тот утвердительно кивал, и комендант отходил в сторону.

Отметив таким образом человек тридцать, Метхум добрался до Сани. Минуту он с интересом рассматривал молодого человека, а когда позвал тюремщика, тот еще издали отрицательно покачал головой. Индус ухмыльнулся и снова повторил жест. Когда комендант подошел, Метхум забрал у него блокнот и сам сделал пометку. Тюремщик заколебался, а затем снова ответил отказом. Темная, как дубовая кора, рука индуса накарябала новую пометку, но только с пятой попытки несговорчивый комендант согласился.

Вскоре заключенных опять загнали в камеры. Саня думал, что его заберут с минуты на минуту, и долго не ложился. Но время шло, и уже не солнце, а луна расчертила полосами оконной решетки пол и стену. Саня задремал. И как только его обмякшее сонное тело повалилось набок, в коридоре послышались шаги, забряцал ключами охранник, заскрипела дверь.

– К вам пришли, – произнес он, зевая, открыл дверь и сделал шаг в сторону.

Саня встрепенулся, с замиранием сердца кинулся к двери, но вдруг остановился. Это была не Рита. Из темноты коридора ему навстречу шагнул человек в черном плаще. Сане показалось, что он не шел, а плыл по течению, и это течение останавилось в метре от узника.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. Лунный свет выхватывал холодный взгляд и беспристрастное лицо ночного гостя. Саня не чувствовал страха, только пустоту и разочарование.