Книга Мы — можем! - Евгений Александрович Морозов

операцией будет Кузьмин. А ты бери машину и срочно поезжай на полста первый причал. Там тебя перебросят катером на «Витязь».

Носовая оконечность АС, беспомощно задранная к небу, еще плавала. Корма сползала по склону прибрежной отмели. По левому борту  радужная портовая вода уже омывала шлюпочную палубу. «Витязь» нависал форшпигелем над левым бортом АС. Между ними наискось встал водолазный бот. Наши ребята заканчивали заводку проводников из девятнадцатимиллиметрового стального троса.  Носовой проводник хлопот не доставил, а вот загнать на место кормовой оказалось непросто. В затопленную корму в резиновых сапогах далеко не зайдешь, а водолаза спускать нельзя до тех пор, пока положение судна не стабилизируется окончательно. И аварийная партия с легендарным Заборщиковым во главе из последних сил тянула концы в корму.

На «Витязе» в просторной голубятне, именуемой по традиции ходовой рубкой, за их трудами не без интереса наблюдали капитан-кранмейстер и Кузьмин. Рядом топтался  зам главного конструктора этого уникального сооружения, и вообще там было тесно.

Тем временем за проводниками протащили под днищем  АС мощные кольца судоподъемных стропов. Смайнали подвески до палубы, и аварийная партия с помощью «обезьянок» начала надевать на гаки огона правого борта. Впечатляли своими размерами и стропа-удавы, и многотонные качели гаков, на которые для удобства работы вылезали по два человека. Мне дали чертежи пациента, и я произвел первые расчеты. Подъемный вес составлял около трехсот тонн, прочности стропов и корпуса хватало, но меня беспокоило положение кормового стропа. Я бы не возражал, если бы он лег поближе к корме. Это было нашим общим желанием, но строп упорно сопротивлялся. В конце концов, решили оставить его там, куда удалось загнать, наложив хорошие найтовы за кормовые кнехты.

Набивать стропа начали уже в сумерках. Гаки медленно поплыли к холодеющему небу. Затрещали, обтягиваясь, сплесни. Начала расти нагрузка на электронных табло в голубятне. Прибавляли понемногу, плавно, как и полагается делать в таких случаях.

И вот АС зашевелилось. Медленно полезло из воды. Нос поднимался легче, а нас заботила корма. Пришлось остановить подъем носа. Зато нагрузка на правом  подъеме продолжала нарастать.

Как только удалось открыть люк аварийного выхода из МО, туда смайнали два ВПЭНа и эжектор. Вспухли отливные шланги, пошла вода.

Стемнело совсем. Работали при свете прожекторов и палубных светильников. Через открытый люк можно было разглядеть дальний угол машинного отделения, куда пробиралась аварийная партия. Там, далеко внизу, плясали пятна света, вырывая из мрака агрегаты, выгородки, трубопроводы. Порой черный силуэт человека вырисовывался на фоне светового пятна. Черная вода клокотала в центре этой путаницы.

Предчувствие постижения охватило меня.

Огромная стрела и гини кранового судна, его корпус величиной с хорошее футбольное поле, башня с прожекторами, паутина толстых стальных тросов, дизеля, басовито урчащие под палубой, электронные табло и пульты с разноцветными лампочками, десятки людей, застывших на своих местах — все это работало на тех, пятерых в машинном отделении АС. Там метались тени, била в лицо холодная вода, смешанная с топливом и маслом, пульсировали в напряжении шланги и вены. Там решалась судьба операции.

Пятеро мужчин в промокшей робе умело делали то, что нужно было сделать. И никакие расчеты, никакие решения штабов и работа могучей техники не могли завершиться успехом без их грязной и тяжелой работы.  И я понял, что мое место — там, среди них. Иначе нечего мне здесь делать.

Специалист, если он не может быть полноценным членом аварийной партии, — излишняя роскошь для морской спасательной службы. Нас слишком мало, а работа наша слишком тяжела, чтобы мы могли себе позволить держать мозговую элиту.  Не менее важен и другой аспект проблемы: только непосредственное личное проникновение во все детали аварийной работы в постоянно изменяющейся обстановке операции дает специалисту необходимые данные для расчета и принятия решения.

Операция закончилась успешно.

Через трое суток мы вернулись домой бриться и отмываться. Пока я восстанавливал свою природную красоту, дочка рассказала мне об интересной беседе с соседом.

— Что вашего папы не видно?  Где он?

— На работе.

— А когда придет с работы?

— Наверное, дня через три.

Сосед остался в глубокой задумчивости.

Дочь сказала, что в этой задумчивости было много от зависти. Устраиваются же люди на работу, с которой могут приходить денька через три! Вот ведь шара выпала!

Как всегда перед крупной аварией, ничто ее не предвещало.

Стояла теплая ясная погода. По ночам регулярно разводили мосты на Неве, но созерцателей этого зрелища было уже немного. Белые ночи давно кончились, и теперь рельсы разводной части упирались в звездное небо августа. Шли суда в мосты сверху, из Ладоги.

С мостика рыбоморозильного судна «Комсомолец Татарии» увидели: идущий впереди танкер сбавляет ход.

Капитан своевременно отреагировал — стоп! Задний ход!

Но заднего хода не получилось — схема рассыпалась. Силы инерции и течения продолжали двигать вперед все девятьсот шестьдесят тонн «Комсомольца». Танкер впереди уходил очень медленно. Расстояние между судами сокращалось очень быстро.  Чтобы избежать тарана, капитан «Комсомольца» попытался пройти между танкером и правым устоем пролета. Вроде бы в обрез, но места должно было хватить. Однако под водой опора устоя была шире. Судно пробороздило правой скулой по кромке этого выступа. Через рванину невская вода хлынула в три пробитых отсека.  Этими отсеками были отделения главных и вспомогательных дизель-генераторов и носовое отделение банно-прачечного комплекса. Потерявший ход и управляемость, тонущий «Комсомолец» прошел по инерции и течению мост Александра Невского. Подоспевшие буксиры сняли людей с тонущего судна. Кто-то в суматохе отдал якорь, хотя на этом участке пути отдача якорей запрещена. Судно развернулось носом против течения и легло на грунт правым бортом посредине Невы, как раз напротив проходной Ливиза.  Глубина Невы в этом месте — около 15 м, скорость течения — до 1,5 м/с. На судне было тонн сто пятьдесят обработанной и замороженной рыбы. Поскольку  с затоплением судна рефрижераторная установка прекратила работу, а температура невской воды в августе была вполне пригодна для купания, не было сомнений в том, что вскоре рыбная продукция основательно протухнет. А, между тем, чуть ниже