Книга Искусство порока - Мишель Маркос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы никогда с ней не встречались?
Он покачал головой, и очки снова оказались на носу.
— К сожалению, нет.
— А как же школа?
Его белесые брови сомкнулись над оправой очков.
— Школа? Какая школа?
Маршалл быстро встал:
— Не имеет значения. Спасибо зато, что уделили мне время, и за адрес. Я, разумеется, передам графине Кавендиш ваши добрые пожелания.
Он вышел на улицу. Город буквально кишел пешеходами, наслаждавшимися хорошей погодой. Но Маршалл не разделял веселого настроения лондонцев. Его одолевали мрачные предчувствия.
Экипаж Маршалла уже несколько часов трясся по ухабам сельских дорог Суррея, и с каждой милей, отделявшей его от Лондона, его гнев на сумасбродную мисс Атину Макаллистер возрастал.
Мысленно он перечислял обвинения против нее. Она лгунья. Обманщица. Своевольная кокетка. Она занимается бизнесом по практически украденным программам, используя чужое имя, чтобы самой заработать. Школа искусств для женщин! Ха! Да это просто умело завуалированный бордель, который потворствует распущенности женщин, а не мужчин. И Атина их «мадам». Ему хотелось наказать ее за обман и за дерзость. К незаслуженным оскорблениям, которые то и дело срывались с ее языка, он старался относиться так, как подобает джентльмену. Но всякий раз, как он придумывал способ укоротить ее острый язычок, он неизменно кончал тем, что фантазировал на тему, как бы использовать его для чего-либо более приятного.
Когда он уже подъезжал к поместью графини Кавендиш, у него вдруг закралось подозрение. Шепардс-Грин был именно таким, каким он себе его представлял, — холмы, по которым бродят стада овец, а в центре — деревня с кузницей, красильней и конюшнями. Он проехал по фунтовой дороге до Кингстон-Лодж, надеясь увидеть в конце пути по меньшей мере дворец. Однако дорога привела его к побитому временем загородному дому на вершине холма.
Дом был величественным, но каким-то неухоженным, словно его обитатели отказывались признавать его роскошным феодальным замком, каким он, по-видимому, когда-то был. Когда Маршалл постучал, дверной молоток тихо пискнул, словно жалуясь. Спустя несколько минут к двери подошел крупный мужчина.
— Добрый день, сэр. Меня зовут Маршалл Хоксуорт, маркиз Уорридж. Я бы хотел увидеть графиню Кавендиш, если она будет добра принять меня.
— Графиню Кавендиш? — удивленно переспросил мужчина, оглядев Маршалла с головы до ног.
— Да, сэр. Мне не назначали, но я был бы благодарен, если она даст согласие на аудиенцию.
Мужчина посмотрел на Маршалла искоса:
— Кто вам сказал, что она здесь живет?
— Мне дали этот адрес в Лондоне. Вы позволите мне войта?
— Никакой графини здесь нет.
Маршалл нахмурился:
— Но я уверен, что это именно тот адрес, который мне дали в Лондоне.
— Вас дезинформировали. До свидания.
Мужчина попытался закрыть дверь, но Маршалл остановил его.
— Сэр, — начал он, понемногу закипая от такой наглости. — Я проделал весь этот долгий путь из Лондона. Я не хочу испытывать ваше терпение, но дело, которое привело меня сюда, очень важное. Речь идет о честном имени и состоянии графини Кавендиш.
— А что насчет состояния? — Мужчина сдвинул брови в явном недоумении.
— Могу я войти, чтобы все вам объяснить?
Мужчина вздохнул, но распахнул дверь. Маршалл вошел, и его проводили в гостиную.
Комната оказалась довольно уютной, но явно принадлежала мужчине. В воздухе стоял запах табака, стены были увешаны чучелами голов диких зверей и оленьими рогами. По обе стороны незажженного камина стояли огромные, обитые кожей стулья, а между ними стоял стол, сделанный из ноги слона.
Маршалл ненавидел охоту. Хотя он с большим удовольствием упитывал большие порции оленины или жареного фазана, ему казалось странным, что убивать животных считалось видом спорта. Само по себе уже было плохо, что охотники устраивали праздник, когда убивали зверя, но еще омерзительнее было, когда бахвалились тем, что подстрелили его. Он не выносил насилия, а мысль о том, что птица или животное могут быть оставлены беспомощными с пулей в теле, ужасала его больше всего. В его поместье дичь отлавливали, а не охотились на нее с ружьями.
Он начал разглядывать мужчину, который наливал себе что-то из графина. Он был без камзола, в одной жилетке, облегавшей его широкую спину. Лысину окаймлял венчик седых волос, а из-за щек торчали жидковатые баки.
— Могу я предположить, что вы граф, хозяин этого дома? — спросил Маршалл.
— Нет, я не граф, — усмехнувшись, ответил он.
— Позвольте узнать ваше имя, сэр?
— Стрейтер. Джулз Стрейтер. Так что там насчет состояния графини?
— Мистер Стрейтер, я не хочу показаться грубым, но дело весьма деликатное. То, что мне надо сказать, предназначено только для ушей графини. Мне будет позволено ее увидеть?
Мужчина снова смерил глазами Маршалла. Опрокинув в рот содержимое стакана, он сначала пот полоскал жидкость во рту, а потом проглотил.
— Вы приехали по поводу книги?
— Да.
Он презрительно фыркнул и налил себе еще из графина. Маршаллу показалось, что этот человек уже немало выпил до того, как он постучал в дверь дома.
— Вы можете с тем же успехом рассказать мне все, что хотели. Нет никакой графини Кавендиш.
Маршалл сдвинул брови:
— Мне очень жаль. Я слышал, что она была больна, но не знал, что она ушла в мир иной.
— Никуда она не ушла. Эта сука никогда не существовала.
Маршалл опешил:
— Простите?
На лице мужчины выступил пот.
— У вас есть дети?
— Нет, но…
— Не важно. Пусть наслаждение женщинами будет просто развлечением. Не обременяйте себя женой и детьми, особенно если эти дети — девочки. Они пустая потеря времени денег, а самое главное — ПОКОЯ.
— Мистер Стрейтер, что это вы говорите? В ваших словах нет ни капли здравого смысла.
— Как и в женщинах. Я доказал это, написав эту шуточную книгу. Но теперь, насколько я понимаю, шутка обернулась против меня!
— Погодите… Это вы написали книгу графини Кавендиш?
Саркастическая улыбка расплылась на лице Стрейтера.
— Я и есть графиня Кавендиш. Я — помещик из глубинки, который указывает светским женщинам, как они должны вести себя, разговаривать и думать. Как вам эта шутка? Я стал идеалом поведения женщин в обществе, а я даже не женщина.
— Но зачем?
Мистер Стрейтер поставил пустой стакан на поднос.