Книга Том 1. Атланты. Золотые кони. Вильгельм Завоеватель - Жорж Бордонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вчера еще, — говорил вожак, — она вспоминала о тебе, знала, что ты жив, и никогда не могла поверить в весть о твоей смерти. Она чувствовала, что ты жив… Умерла твоя мать на рассвете. Она долго болела, и мы ухаживали за ней. Ты приехал слишком поздно. Но — кто знает? — может, она и сейчас тебя видят, тогда она счастлива.
Гальдар присел возле постели на огромный камень, вытесанный в форме сиденья. Он не мог отпустить эти маленькие неподвижные ладони, отвести глаз от этого лица, почти не изменившегося, от этой улыбки, загадочной, как сама смерть. Его сердце готово было вырваться из груди, словно раненый зверь.
— Могила уже готова, — сказал его собеседник. — Мы не можем больше держать ее здесь.
— Почему?
— Просто она занимает место, и к тому же лучшее.
Когда они перенесли тело к яме, начался снег. Опустили тело, укрыли лицо полой туники покойницы и засыпали могилу землей и камнями. Вожак взял Гальдара за руку.
— Послушай, — сказал он, — ночь уже совсем близко. Мы не можем отвести тебя назад. Ты погибнешь. Горы безжалостны к чужим.
— А почему ты решил, что я собираюсь ехать?
— На эту ночь, в память о Тэде и о той, которую мы так любили, мы дадим тебе кров, но завтра, слышишь, завтра же, с первыми лучами солнца ты уйдешь и не вернешься сюда больше никогда.
— И ты говоришь, что любишь своих людей?!
— Да, я люблю их и готов служить им. Я был с твоим отцом, когда его убили, я был начальником одного из отрядов. Я и привез его тело. Твоя семья бредила одной мыслью: отомстить, отвоевать Верхние Земли, прошлые почести и былое поклонение. Они втягивали нас в вечную войну. Мы потому и оказались здесь. Хотя и в нищете, зато живы! Так что лучше тебе уехать.
— С того самого дня, как я попал в плен, я ждал момента, когда вернусь домой. С цепями на ногах, под плетьми каждый день я мечтал об этом миге. Эти мысли согревали меня. Тогда я был счастливее, чем теперь.
Он поел с ними: крупяная похлебка, приправленная травами и забеленная козьим молоком, остатки жаркого из мяса косули, плохо приготовленный сыр да вода, отдающая железом.
— Раз уж мы — причина ваших бед, почему вы ухаживали за моей матерью? — спросил он вдруг. — Почему вы и ее не отправили вниз по тропе?
— Неужели ты думаешь, что мы могли бы сделать это! Ведь она отдала все вещи, золото, права на наследство, чтобы спасти нас!
— Да, да, — закивали остальные.
— Ведь другие деревни были полностью вырезаны или угнаны.
— Всякий раз, — сказала старуха, которую Гальдар встретил первой, — как гудит ветер, слышно, как все эти мертвецы, бродящие без приюта, хохочут и поют военные марши или колыбельные песни. А кое-кто видел даже, как блестит их оружие… А ты вернулся! — закричала вдруг она.
— Нет, — отрезал главный, — просто он пришел на ночь глядя, и потом он плакал. Тени не плачут. Это уж точно.
— Не плачут, — пробормотала старуха, посверкивая глазами.
— Если я вас стесняю, я могу переночевать и на дворе.
Он вышел, не в силах больше сдерживать досаду и тоску.
— Твоей матери нет больше, — проворчал вожак. — У тебя нет прав на нас. Твоя мать отдала их императору. С тех пор Нод настоящий хозяин Верхних Земель. Ты теперь никто и не можешь ничего требовать. Твоя мать освободила нас от наших обязательств перед тобой.
— Чтобы вас же спасти!
— Мы не хотим, чтобы все началось снова!
Луна освещала пейзаж, достойный кошмарного сна. Над заостренными зубцами вершин, над всеми этими клыками и зловещими ущельями, над беспросветно черными прогалинами, над каменными глыбами, разъеденными яростными ветрами, над беспорядочным нагромождением причудливых каменных рептилий, безобразных зверей, увешанных страшными шипами, — надо всем этим медленно поднимались тяжелые испарения. Они вздымали свои бесплотные щупальца, стягивали их в кольца, закручивали в свитки, тревожа, словно призраки, воспаленный мозг и больное воображение человека своими зыбкими и летучими картинами. Гальдар думал:
«О ты, не имеющий имени, но если верить Ошу, правящий всеми богами и всякой земной тварью, что я сделал тебе? Зачем ты привел меня сюда после стольких скитаний? Чтобы я почувствовал, что побежден? Испил тоски с самого дна этой чаши? Зачем ты, знающий все на свете, заставлял мою взбалмошную голову мечтать об этом возвращении и лететь сюда, словно на крыльях? И зачем не дал всего одного дня моей матери, чтобы она обняла меня? Ответь — видишь, надежда оставила меня! — что делать мне теперь и для чего жить?»
Вожак вышел к нему:
— Не ложись здесь, Гальдар. Ночи уже слишком холодные, а сегодня, похоже, будет снег. Идем.
Когда они вошли в пещеру, Гальдар спросил его:
— Почему вы не строите нормальных домов? Неужели лучше жить в таких норах?
— Солдаты жгут.
— Солдаты? А что им здесь делать?
— Они собирают дань.
— Да ведь у вас же ничего нет!
— Нет. Они отправляют наших юношей работать или грести на галеры, а девушек, когда они… ну, в общем, они оставляют только дурнушек или совсем уж хилых. Когда они возвращаются с пустыми руками, они сжигают все, что горит, А хижины строить легко, и они не так бросаются в глаза.
— И вы соглашаетесь терпеть?
— А-а, задело тебя! Ну, еще бы! Ты, сын прежнего хозяина, двадцать лет греб на галерах и был небось еще счастлив, получая на ужин котелок баланды. Что, хорошо там готовят?
Повисшее молчание было даже не угрожающим, а зловещим. Наконец Гальдар произнес:
— Вы можете опустить сейчас мост ненадолго, чтобы мне переправиться только с моей лошадью?
— Ты себе шею свернешь! Эта река, что течет внизу, в ущелье, — ее едва слышно — уже многих успокоила в своих волнах.
— Пусть это будет моим первым и последним приказанием!
— Что ж, будь по-твоему.
Гальдар ушел, не прощаясь, пересек поток по дрожащему под каждым шагом настилу и, правя, насколько это было возможно, лошадью, а скорее, просто
