Книга Жека 5 - Arladaar

частном доме, находящемся в стороне от места, где погиб кандидат.

Следствие ткнулось туда-сюда, и в результате заглохло, вынеся вердикт — несчастный случай. Что непонятного? Бывает! Непьющий верующий человек, возвращаясь вечером домой после дневной смены, зачем-то выпил литр неразведённого спирта в кустах у железнодорожных путей, в стороне от обычного пути передвижения с работы, потом зачем-то сделал попытку перелезть через трогающийся состав, толкаемый маневровым локомотивом, и попал под один из вагонов. Мучился недолго. Жена, страдавшая от съехавшего кукушкой мужа, не стала педалировать следствие, предоставив ему прийти к обычной версии произошедшего.

Особо по склочному мужику никто не горевал. Как говорится, подох Максим, да и хрен с ним. Жека же продолжил раскручиваться.

Накануне выборов по телевизору на местном телеканале показали телемост с Евгением Соловьёвым, кандидатом в депутаты 50-го избирательного округа. И это, наверное, была самая первая попытка транслировать острое по смыслу и содержанию ток-шоу с прямыми телефонными включениями телезрителей, которые задавали много каверзных вопросов, на которые Жека всегда находил ответ. Ведущий, молодой демократический журналист Вячеслав Бардаков, брал пример с центрального молодёжного «Взгляда». Расхаживал с микрофоном по студии, засунув руку в карман брюк, вёл себя вольно, часто смеялся с Жекой над наивностью «совков», пытающихся вывести на чистую воду молодого «народного» избранника. Обстановка была тёплая, и зрители остались довольны, засыпав телеканал благодарственными письмами.

Довыборы прошли успешно, что и неудивительно, учитывая впущенную в них сумму. Особую роль сыграл «Рояль». На аллейке за зданием техникума советской торговли стоял фургон-автолавка ГАЗ-53, на котором был прилеплен большой плакат «Все на выборы 1992!» и чуть пониже ещё один плакат «Бутерброды, газвода». Среди алкашни и всякого рода маргиналья, обитавшего в частном секторе, прошёл слух, что на выборах будут наливать по сто грамм спирта, если человек проголосует за того, за кого скажут крутые парни. Но спирт будут давать только тем, у кого есть паспорт, чтоб не продинамили при голосовании.

Явка составила почти 100 процентов. Толпы алкашни начали тащиться с самого утра, гонимые жаждой похмелиться. В машине им давали бутерброд — небольшой кусочек хлеба с сырокопчёной колбасой, а Митяй в пластиковый стакан наливал 50 граммов спирта. Потом причастившегося выпроваживали и говорили, что нальют ещё 50 граммов, после того как сходит проголосует. Бич выходил из автолавки и под бдительным оком нескольких крутых парней в спортивках и кожанках, стоящих по всему пути его следования, отправлялся прямо на избирательный участок. И ведь не свернуть никуда, не убежать — догонят и накостыляют. Да и бежать-то, по сути, незачем… Сказали же, что нальют ещё полсотку, и наливали, не обманывали.

— Паспорт есть? Кажи! Без паспорта не даём! Слыш, ты тока не обманывай, понял? У нас там видеокамеры везде стоят, — грозно нахмурясь, спрашивал у алкаша Митяй, наливая ему спирт. — За Соловьёва голосуй. На тебе листовку. Вот за этого мужика голосуй. Потом придёшь, я тебе ещё половину сотки налью.

Народ шёл. Рекламой окучили всех. Шли алкаши и бомжи. Шли проститутки. Шли рабочие. Шли интеллигенты, бизнесмены, молодёжь. Явка составила 96 процентов. За Евгения Соловьёва проголосовали 90 процентов избирателей, принимавших участие в выборах. Ни до, ни после этих выборов столько голосов на этом участке не набирал никто, даже народный любимец губернатор Дуреев…

Жека стал народным депутатом городского совета, и теперь мог приходить в городскую администрацию на работу. А на следующее утро после выборов, когда стали известны результаты, губернатор Дуреев отзвонился в Москву, главе государства, и сообщил, что коммунистические недобитки были опрокинуты ещё на одной территории, пусть и небольшой. Победил кандидат от Демократической платформы, а значит, дело демократии не будет остановлено в Сибири…

Глава 14

Баш на баш

С этого времени в городскую администрацию Жека приходил уже в статусе народного избранника, искренне желая помогать людям, чем мог. Помня слова Романа Палыча, директора техникума, о плохом состоянии подъездных путей и освещения техникума, честно выполняя свой долг перед избирателями, постарался пробить у Конкина деньги на ремонт, но тот лишь отрицательно качал головой.

— Нету! И не проси! Ты ж знаешь, бюджет дырявый — у меня нет денег милицейские машины бензином заправить. Центр полностью самоустранился — живите как хотите, доброго вам здоровья. Если б ещё улица центральная была или один из красных проспектов, хрен с ним, подсуетились бы, перекрутились как-то, к области на поклон пошли. А у вас — окраина города, считай что. Кроме алкашей и студентов, не ходит никто. На лампы могу денег выделить или на светильники. Но менять некому. У меня никого нет. Крутись сам.

Жека, конечно же, понимал Конкина — не врал глава города. Все предприятия до сих пор были государственные, особенно отвечающие за городское хозяйство. И не потому, что их нельзя было приватизировать, — теоретически охотников было бы много. Просто эта продажа в частные руки ничего не давала владельцу в итоге. Никакой прибыли с государственного ЖКХ не светило. Услуги не оплачивались, хоть и тарифы росли. Денег у государства не было, так же как у большинства граждан. Министерство финансов занимало деньги в международных банках, чтобы платить пенсии и зарплаты бюджетникам, какой уж тут асфальт у техникума на окраине города… Однако у Конкина был свой подход ко всему. Да и у Жеки тоже.

— Ты можешь оказать спонсорскую помощь городу, — подмигнул Конкин. — Тебе это пригодится для будущего реноме кандидата на пост главы города.

— Просто так оказывать помощь неинтересно, Кузьма Валерьич, — смеясь, заявил Жека. — Надо чем-то заинтересовать спонсора.

— И что ты хочешь? — заинтересованно спросил Конкин, развалясь в кресле.

— Ну, например, можно приватизировать «Горводоканал», — заявил Жека, нахально прищурившись. Ожидал, что Конкин отмахнется. Но нет. На удивление, он согласился. Предприятие, обеспечивающее холодной водой весь город, представляло большую ценность в будущем. Правда, сейчас из-за тотальных неплатежей и нарушенных экономических связей оно лежало на боку: долги по налогам, по зарплате, за электроэнергию. Прибыль уже несколько месяцев нулевая, а можно сказать, и минусовая. Поэтому для Конкина предприятие не представляло никакой ценности. Подумаешь, государственное… Подумаешь, муниципальное…

Однако он рассуждал не как коммерсант. Был у водоканала огромный плюс: остановить его работу никак нельзя, невзирая на любые долги: это приравнялось бы к террористическому акту против населения города. Поставщики ресурсов кряхтели, глядя на растущий долг производителя холодной воды, но перестать отпускать ему электроэнергию и реагенты не решались. А долги потребителей… Они ведь никуда не денутся. Они так