Книга Дасыс Фантастишь - Эл Гато

у них еще какие-то дела на сегодня. Илон пихает в рот все что ему предлагают, не особо задумываясь о последствиях (впрочем, как всегда), на стол летят лучшие вина, закуски и всякое прочее. Ну что тут можно еще сказать, там где Илон — там всегда праздник.

— А можно с вами сфотографируется. — Наивная Зои еще спрашивает, но это быстро пройдет.

— А давайте лучше я с вами. У вас есть аккаунт на твиттере? — Достает свой телефон и делает несколько снимков. — Вот так, и подпись «мои новые французские друзья». Нормально получилось?

Зои пищит от восторга, еще чуть-чуть и полезет обниматься, за француженками такое не заржавеет, и наплевать что муж рядом. Вот и все, покрывало целомудренной застенчивости бесцеремонно сорвано, Илона крепко берут в оборот и уже не отпустят до самого вечера. Примерно так я и задумывал, вечно занятому, погребенному под толстенным слоем рабочей рутины, самому богатому человеку на Земле этот внезапный праздник, как глоток свежего воздуха после месяца, проведенного в автономке атомной подлодки, несущей неусыпную вахту у берегов ненавистного супостата.

* * *

Уже давно стемнело, привыкшие по-сельски рано ложиться, хозяева как не пытались, а все же больше не могут стоять на ногах. Посетовав, что располагают лишь одной гостевой комнатой, предлагают остальным ночевать в просторной гостиной.

— Да ничего, спасибо, у нас в машине есть все условия, мы же туристы, а Илона в комнату определим. — Благодарю я.

Девочка уже давно отправлена «отдыхать», и мы с Илоном остаемся вдвоем. Угли в очаге открытой летней кухни давно побагровели, и вяло перемигиваясь предупреждают, что скоро и вовсе погаснут. Света от гирлянды, натянутой по козырьку навеса, мне с избытком достаточно, чтобы видеть и весь двор, и все что находится за ним. Я не пропустил ни сказочного заката, ни выкатывания огрызка луны, ни преображения прибрежной поросли в зловещую тьму амазонских джунглей. Все это, пережитое тысячу раз, не перестает восхищать меня, приводить в детский восторг, вот это все создала природа, и для меня в том числе, а что я могу дать ей в замен, как могу отблагодарить?

Лениво ковыряясь вилками в разгромленной армии закусок, подливая друг другу в бокалы остатки содержимого различных бутылей без этикеток, ведем беспредметную беседу. Я, в силу особых свойств своего организма, продолжаю находиться в деятельном состоянии, а вот об Илоне такого не скажешь.

— Илон, спишь? — На всякий случай уточняю я.

— Нет … пока не забыл, надо тебя поблагодарить за все … это. — Отмечаю, что его язык пока еще не сильно заплетается.

— А давай я тебя кое о чем спрошу?

К этим внезапным моментам Илон готов всегда, чуткое ухо бизнесмена безошибочно разбирает интонацию, сейчас произойдет нечто интересное, возможно очередной инсайд, или просто полезная информация к размышлению. Поднимает голову и сосредоточивает на мене уже по-хорошему мутный, но еще вполне осмысленный взгляд.

— Конечно, спрашивай.

— А что ты думаешь о бессмертии? — Внезапный вопрос, еще больше отрезвляет его, я почти уверен в его окончательной вменяемости.

— Хм … неожиданно, на философские темы мы никогда раньше не разговаривали.

Во фразах появляются паузы, взгляд запрыгал с одного объекта на другой, эти манеры Илона мне хорошо знакомы, они означают, что он тщательно подбирает слова, чтобы не ошибиться в формулировках.

— Смотря что ты подразумеваешь под бессмертием. Если остаться в памяти людей, как человек совершивший множество великих открытий, увековечивший свое имя, наподобие Да Винчи, Теслы, Эйнштейна, обессмертивших его. Или загрузить свой разум в компьютер перед физической смертью своего тела. Но тут я вообще сомневаюсь, буду ли я оставаться личностью, или стану программной с очень похожим на мой образом мысли …

— Да нет же. Вот ты живешь сто лет, потом еще сто, потом еще тысячу. И все у тебя хорошо, ничего не болит, не кашляешь, все отлично функционирует. Живешь и не умираешь. Вот такое бессмертие.

— Ну …

Он надолго замолкает. Впервые Илону, великому Илону нечего сказать. Вот где эти журналисты, когда они действительно нужны.

— Знаешь, что, а поехали завтра ко мне в гости, я тебе кое-что покажу. — Последнее я сказал конечно же зря, теперь он точно не заснет.

Я все-таки проводил Илона до кровати и убедился, что он лег. В комнате из подходящего нашлось только большое блюдо, поставил его у изголовья, на всякий случай. Возможно, французы потом продадут его на ибее, возможно даже не мытое, а возможно и оставят как семейную реликвию, кто же их разберет этих людей.

* * *

Ницше лишил человечество бога.

Я могу лишить человечество смысла жизни. Но пока не стану этого делать.

Оргазм, самое приятное, самое сильное ощущение, удовольствие доступное нам. За все эти десятки и сотни тысячелетий существования, человечество так и не смогло найти ничего более желанного, более вожделенного чем сексуальный оргазм.

Но как же, человечество развивается, каменный топор заменен на пороховое ружье, а где же новые уровни удовольствия? Какие попытки только не предпринимались в поисках научного и культурного прогресса в этой области, какие центры наслаждения не задействовались, а природный барьер остается не преодолен. Изысканные наркотики, божественные рапсодии, сверхъестественные нирваны, ничто не может покорить заданную природой высокую планку. И что тогда делать с сегрегацией, как делить людские массы на тех, кто достоен высшей награды и всех остальных, ведь оргазм равнодоступен и величайшим правителям мира сего, и самым последним канавным оборванцам. О какой сакральности может идти речь, когда любой Диоген посреди базарной площади в любой момент может осчастливить себя высшим блаженством.

Точно так же обстоят дела и со смыслом жизни. Природа сразу, по умолчанию, заложила высший приоритет, и не собирается пересматривать свое решение. Для любого живого существа нет выше цели, чем сохранение вида, произведение потомства, обеспечение выживаемости. Вся деятельность, так или иначе, направлена на достижение этой великой идеи. И что бы там не говорили, пока взрослые люди, полностью сформировавшиеся в личностном плане, совершенно осознанно, без малейших колебаний отдают свои жизни за кулек запеленованного младенца (и совершенно не важно, что из него потом вырастет), мы ничем не отличаемся от обычных муравьёв, намертво смыкающих челюсти в шкуре медведя, разоряющего муравейник, так,