Книга Борьба великих государств Средиземноморья за мировое господство - Эрнл Брэдфорд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Персы разбили лагерь к северу от шестимильной равнины. Их флот оставался в море по левую руку от них. За их спинами и по правую руку был обширный болотистый участок. Заняв положение друг напротив друга, две армии несколько дней оставались статичными. Они были как два боксера, ждущие сигнала к началу боя. Оба командира оказались слишком опытными, чтобы нанести первый удар, который откроет их для решающего контрудара.
Первыми не выдержали персы. Сразу после наступления полнолуния, когда – о чем Датису, вероятно, было известно, – спартанцы вышли на север на подмогу афинянам, он погрузил часть своих войск на корабли, среди которых была основная часть кавалерии, которая должна была совершить рывок из Фалерона. Он определенно хотел отрезать афинян от их города, удерживая свою армию при Марафоне и одновременно используя флот, чтобы высадить часть солдат в тылу.
Видя персидские суда, двигающиеся на юг, афиняне поняли, что у них нет выбора – придется дать бой сразу. Но чтобы закрыть более длинную линию персов, грекам приходилось растянуть свои позиции – иными словами, ослабить их или по всей длине, или в одном конкретном месте. Геродот описывает все эти предварительные мероприятия, как будто они были делом случая – возможно, это правда. В то же время, учитывая известные высокие качества Мильтиада и его коллег, нельзя исключить хорошую работу греческих лазутчиков. Геродот пишет: «В то время как афиняне строились в боевой порядок, на Марафонском поле случилось вот что: боевая линия эллинов оказалась равной персидской, но при этом центр ее составлял только несколько рядов в глубину, здесь боевая линия была слабее всего, зато на обоих крыльях воины стояли более плотно. Окончив боевое построение, после того как выпали счастливые предзнаменования, афиняне быстрым шагом по данному сигналу устремились на варваров. Расстояние же между обоими противниками было не меньше восьми стадиев. При виде подходящих быстрым шагом врагов персы приготовились отразить атаку. Поведение афинян персам казалось безумным и даже роковым, так как врагов было немного, и притом они устремлялись на персов бегом, без прикрытия конницы и лучников. Так думали варвары. Афиняне бросились на врагов сомкнутыми рядами врукопашную и бились мужественно. Ведь они первыми из всех эллинов напали на врага бегом и не устрашились вида мидийского одеяния и воинов, одетых по-мидийски. До сих пор даже одно только имя мидян приводило в страх эллинов».
Ослабление греческой линии в центре, если это не было намеренной политикой, оказалось подарком судьбы. Если бы греки усилили центр, оставив фланги слабыми, они могли бы прорваться через центр персидских позиций. Но даже если бы им это удалось, они оказались бы в крайне незавидном положении, подставив фланги под удар легких персидских лучников и кавалерии, и были бы разбиты. Более того, персы поставили в центр свои лучшие войска, поскольку их стандартной тактикой был прорыв центром линии противника. На крыльях персидской линии стояли их подданные, включая союзников из бывшей греческой Малой Азии. Едва ли они стали бы сражаться не на жизнь, а на смерть со своими соотечественниками.
Далее было то, чего и следовало ожидать. Персидский центр прорвал ослабленные греческие линии в середине и устремился в преследование за греками, бегущими вглубь территории, от моря. Однако на обоих крыльях одерживали верх афиняне и платейцы. Увидев, что происходит, персидские войска в центре отказались от преследования и стали в панике рваться обратно к морю. Афиняне не стали преследовать обратившихся в бегство врагов, но, соединив оба крыла, сражались с врагами, прорвавшими центр. Их собственный центр враг теснил к греческому лагерю на юге, но между ним и сомкнутыми греческими крыльями теперь находился персидский центр, отрезанный от обоих флангов, которые быстро и беспорядочно отступали. Греки развернулись и начали убивать персов в своем тылу, и, несомненно, их поддержал собственный центр, теперь собравшийся. Персидская армия оказалась разделена надвое.
К концу дня 12 августа 490 года до н. э. первое персидское вторжение в Грецию завершилось. Не только персы, прорвавшиеся сквозь греческий центр, были разбиты, но также большая часть армии была оттеснена на север и погибла в предательских болотах. Потери персов составили 6500 человек убитыми, а афинян – менее 200 человек. Мы не располагаем данными о потерях платейцев и рабов, составлявших часть греческой армии. Это была славная победа, доказавшая, что дисциплина, смелость и отличное командование важнее, чем численное преимущество. Контингент из 2000 спартанцев – возможно, авангард – прибыл к афинянам слишком поздно, чтобы принять участие в сражении. Им оставалось только поздравить афинян и платейцев с победой.
До последнего момента кампания могла закончиться поражением греков. Датис, как только погрузил на суда оставшиеся войска на поле Марафона, направился на юг, чтобы попытаться взять Афины с моря. Победителям пришлось поспешить в Фалерон, порт Афин. Когда персидский флот подошел к берегу, персы увидели людей, только что разгромивших их при Марафоне, в боевой готовности на оливково-серебристых шлюпах. Вторжение завершилось.
Афинский бегун Фидиппид, направлявшийся на юг в Спарту с известием о персидском вторжении, позднее рассказывал, что в горах Аркадии он встретил бога Пана. Тот назвал его по имени и упрекнул в том, что афиняне ему почти не поклоняются, хотя он всегда был их другом. Когда Фидиппид поведал о своей встрече с аркадским божеством афинянам, они немедленно построили Пану святилище и стали ежегодно проводить церемонии в его честь. Ранее этот древний бог, которого почитали в Греции задолго до того, как там окончательно осели греки, был весьма незначительным объектом культа. Зато после Марафона Пан, часто присутствующий в мифах и западной литературе, приобрел большую важность. Теперь он посылал видения и сны, отдыхал в полдень, как пастух, и очень не любил, когда его сиесту прерывали. Согласно легенде, появившейся во время правления римского императора Тиберия, Пан умер последним из старых богов. Позже христиане говорили, что он умер в момент рождения Христа.
Итак,