Книга Алая заря - Саша Штольц

и не ответил.

Немного подождав и послушав оглушительное тиканье часов на стене, она наконец встала с места и взяла в руки мел.

— Что ж… Теперь, если позволите, проведем прощальный урок. И, — Соня с напускным бесстрашием оглядела весь класс, — будьте так любезны, уважаемые девятиклассники, хотя бы напоследок сделать вид, что вы нормальные ученики.

Не поворачиваясь к ним, трясущейся рукой она начала писать на доске.

Уважаемые девятиклассники притворялись нормальными учениками ровно десять минут, после чего они снова начали шептаться и хихикать, а на вопросы отвечать “айдонов”. Тогда почти опустившая руки Соня решила научить их фразам “I forgot” (я забыл) и “I don’t remember” (я не помню) — хоть какое-то разнообразие в учебном процессе.

Если не считать урок с 9 “Б”, рабочий день в целом прошел довольно хорошо.

Пока что из всех классов пятые отличались наибольшими достижениями, по сравнению с остальными. Оно и понятно: это был их первый год и они могли идти по программе.

После четвертого урока у Сони случился короткий разговор с Борисом Ивановичем, внезапно заглянувшим в учительскую. Она даже успела подумать, что тот самый момент, когда ее вышвырнут из этой школы, наступит раньше, чем она ожидала. Но директор всего лишь поинтересовался ее успехами, спросил, нравится ли ей все, как дела у учеников и в особенности у девятого класса.

— Замечательные ребята, — чересчур жизнерадостно ответила Соня.

Сидевшая неподалеку учительница химии Анна Павловна не сдержалась и хохотнула.

Борис Иванович тоже посмеялся.

— Вы только не молчите, Софья Николаевна, если они совсем границы видеть перестанут, — добродушно сказал он.

Соня потерла верхним клыком нижний, словно хотела сточить эмаль, и, улыбнувшись поджатыми губами, кивнула.

После того, как Соня завершила все внеурочные дела, она почти в беспамятстве добрела до знакомой двухэтажки, опомнилась и захотела повернуть назад, но, взглянув на пакет в руке, вздохнула и все-таки зашла в подъезд.

Кого пыталась обмануть? Знала же с самого утра, что придет.

Тимур Андреевич выглядел бледным и осунувшимся, словно за четыре дня постарел на целых двадцать лет. Соня с беспокойством осмотрела его с ног до головы, и страшная догадка пронзила ее.

— Вы дряхлеете!

Тимур Андреевич вскинул левую бровь.

— А тебе не нужно носить очки, Софья?

Вообще-то очки ей действительно стоило носить, но и без них она была способна заметить, что что-то не так.

Она шагнула за порог его квартиры, немного продвинулась вперед и тут же застыла на месте, почувствовав себя очень странно, будто конечности онемели. Не больно, но неуютно и несвободно. И знакомо.

— Что, не можешь уже?.. Проходи, — махнул рукой Тимур Андреевич. — Вампирам особое приглашение нужно.

— То есть?.. — ужаснулась Соня.

— То есть не пустят тебя на порог жилища и будут правы.

— Так я же зашла только что…

— Так я ж не в коридоре живу. Дом начинается там, где хозяин себя чувствует в нем. Ну… у меня он там, где обои и уют.

Соня в очередной раз огляделась, с недоумением оценивая “уют” Тимура Андреевича. Обои, кстати, были ужасно грязно-золотого цвета с узором из поникших синих колокольчиков. Кошмарные.

После разрешения войти, Соня расслабилась и свободно ступила в гостиную.

— Вы были моложе в прошлый раз, — произнесла она. — Вы все-таки умираете без своей силы!

Тимур Андреевич долго смотрел на Соню прежде, чем выдал насмешливое и грудное “ха!”

— Да если бы! Я не ел просто еще.

— Что…

— Подзабыл я что-то, что человеку есть охота каждый день. Уж и не помню вкус хорошенького наваристого супчика. Хм, — он задумчиво почесал сильно отросшую щетину, выцветшую и, как и все в его доме, будто покрытую пылью. — Готовить ты умеешь?

Соня раздраженно выпуталась из рукавов пальто, не выпуская портфель с пакетом из рук — в конце концов, их и положить некуда было посреди завалов. А ведь против воли уже переживать начала, что старик помрет скоро, не помучившись как следует за то, что сделал с ней!

— Сами возьмите да приготовьте, — отрезала она.

— Где же уважение нынче у молодежи? Небось пионеркой старших вкусной выпечкой уваживала.

— И комсомолкой не забываю. Только вы недостойный член общества. На вас это не распространяется.

Тимур Андреевич с кряхтением отправился к своему дивану, на котором, судя по длинным промятым следам, лежал до прихода Сони.

— Я бывал и достойным, и недостойным! — сказал он, лениво разваливаясь в углу. — Всяким бывал. Больше всего мне понравилось не попадаться на глаза людям, которые любят судачить о других и решать, кто достойный, а кто нет. То есть почти всем.

Соня с сомнением хмыкнула.

— Так вы затворничаете, потому что не любите слухи о себе?

— Конечно. А кто их любит?

— Мальчик, который подсказал мне неделю назад, в каком доме вы живете, сказал, что вы злой и ненавидите людей.

— Это, наверное, Иваницких чадо… Вот засранец! — пробурчал Тимур Андреевич, а потом бросил на Соню неодобрительный взгляд. — А ты, выходит, дорогу не запомнила тогда?

— Конечно же, не запомнила! Я была до смерти напугана!

— Ну и глупая! Никогда нельзя позволять страху разум отключать! Всегда надо думать наперед, даже если ситуация безнадежная.

— Легко говорить двухсотлетнему вампиру, которого все боятся.

— Захочешь — и тебя будут бояться.

— Не захочу! — запальчиво ответила Соня и небрежно бросила пакет рядом с Тимуром Андреевичем.

Тот с любопытством зашуршал в нем и ухмыльнулся.

— А ты у нас, значит, достойная, да? Добрая душа. Я тебе гадость сделал, а ты мне пирожки несешь?

Соне очень хотелось ответить как-нибудь колко, но, открыв было рот, она просто выдохнула и решила промолчать.

Тимур Андреевич с удовольствием принялся уминать еду и поглядывать на нее с раздражающим ехидством.

— Ну? Чего тебя привело опять? Неужто надумала меня на тот свет отправить?

— Даже не надейтесь, — ответила Соня. — Хотела спросить…

— Спрашивай. И присядь хоть.

Она выбрала самое безобидное из того, что бросилось в глаза: табуретку, у которой не была по ее вине скошена ножка.

— Я… становлюсь злой?

— Какой-то детский вопрос, — разочарованно прокомментировал Тимур Андреевич.

— А что вы ждали?!

— Не знаю, — признался он. — Например… Чью кровь пристало пить юной девушке со светлой головой и добрыми помыслами: кровь дурного человека, чтобы он получил по заслугам, или кровь умирающего, чтобы не чувствовать вины? Это неразрешимая дилемма.

Соня изумленно распахнула глаза. Она об этом не задумывалась!

И впрямь… Чью, если не невинных людей?

Тимур Андреевич доел третий пирожок и с грустью проверил, нет ли в пакете еще.

— По моим меркам, пожалуй, ты все еще ребенок, — отрешенно проговорил он. — Ты не становишься злой только потому, что