Книга Папаша Горемыка - Александр Дюма

— Пусть приведут пленника, — приказал капитан. Двое матросов принялись подталкивать чеканщика, пока он не оказался перед лицом того, кто должен был стать его судьей.

Валентин и Юберта тоже подошли ближе; девушка с изумлением и тревогой смотрела на людей со столь необычными для нее манерами и речами и с жадным любопытством ожидала дальнейшего развития событий. Что касается Валентина, он лишь пожимал плечами и, очевидно, не собирался препятствовать приведению в исполнение какого угодно приговора, который должен был вынести суд.

— Судя по тому, что сказал один из членов моей команды, вы буржуа? — начал капитан Ришар.

— Разумеется, — ответил г-н Батифоль, начинавший понимать, что он стал участником комедии.

— И вам не стыдно в этом признаться?

— Послушайте! Вы, должно быть, смеетесь надо мной?

— Вы буржуа, урод и болван, как я уже говорил, — продолжал капитан. — Разве вам неизвестно, что тому, кто сочетает в себе три подобных порока, запрещается целовать хорошеньких девушек?

— Сударь, — ответил Батифоль, осмелевший от чересчур тяжких обвинений в свой адрес, — я хотел бы спросить, по какому праву вы беретесь меня судить, после того как дурно обошлись со мной?

— Я берусь вас судить, потому что вы виноваты, — невозмутимо возразил капитан, — и еще потому что вы хотели прибрать к рукам эту девушку. За ваше преступление вы заслуживаете смерти.

Господин Батифоль пожал плечами; теперь он был уверен, что развязка не будет для него столь неприятной, как он сначала опасался. Юберта же, воспринявшая этот спектакль всерьез, при слове «смерть» устремилась к председателю-капитану.

— Ах, сударь, — воскликнула она, — не говорите так, вы меня пугаете; у вас такой смешной и в то же время такой страшный вид, что я не могу понять, шутите вы или говорите серьезно! Ох, сударь, отпустите этого человека, пожалуйста; я его прощаю, уверяю вас; к тому же еще прежде мой дедушка провинился перед ним: мы не имели права ловить рыбу в реке, которую господин Батифоль взял в аренду. О! Я никогда себе не прощу, если с кем-то, даже с ним, случится из-за меня беда.

— Слушайте и пользуйтесь таким великодушием, если вы способны его оценить, подлый мошенник. Я готов смягчить ваше наказание из уважения к этой прелестной девочке. Припадите к нашим коленям, и я предоставлю вам возможность проявить щедрость знатного вельможи или матроса, получившего жалованье. Дайте этой девушке десять тысяч на приданое и пойдемте все вместе в Кретей есть матлот у Жамбона. Идет?

— Десять тысяч франков дочери старого воришки рыбы? Да вы что, принимаете меня за дурака, приятель?

Валентин прекрасно видел, что капитану «Чайки» не удастся с честью закончить затеянные им переговоры, и пришел на помощь другу.

— Послушайте, — сказал он г-ну Батифолю, — я не стану просить вас дать этой бедной девушке десять тысяч франков по двум причинам: во-первых, я вижу, что она порядочная девушка и, будучи таковой, не возьмет у вас денег; во-вторых, что еще вероятнее, я понимаю, что, каким бы глупцом я вас ни считал, вы не согласитесь расстаться с деньгами, чтобы загладить свою вину, какой бы тяжкой она ни была; но вы немедленно вручите той, что едва не стала вашей жертвой, разрешение на право рыбной ловли для ее деда, а не то, клянусь честью, я сам подам на вас жалобу, и не комиссару полиции, а королевскому прокурору.

Глядя на чудачества капитана «Чайки», г-н Батифоль совсем осмелел, и, несмотря на резкий и суровый тон Валентина и жесткий взгляд его стальных голубых глаз, свидетельствовавших о том, что этот человек отнюдь не шутит, чеканщик ответил:

— Рассказывайте это кому-нибудь другому! Я не дам ни разрешения, ни денег, а если вы посмеете еще раз поднять на меня руку, я сам отправлюсь к королевскому прокурору, слышите?

Капитан был явно раздосадован тем, что Валентин перебил его.

— Хотя вмешательство пассажира в судебное разбирательство, — заявил он, — полностью противоречит морским обычаям, я согласен с теми поправками, которые мой друг внес в сделанное мною предложение, с той лишь разницей, что я предоставляю вам право выбрать не королевского прокурора, а мокрый трюм.

— Да, да, мокрый трюм, — подхватили два матроса, обожавшие ввязываться во все драки.

— Идите к черту! — вскричал чеканщик, для которого слова «мокрый трюм» были китайской грамотой. — Я требую предоставить мне свободу. Если вы сейчас же меня не отпустите, я клянусь, что подам в суд на вас и на эту маленькую кривляку, которую я застал на месте преступления.

Господин Батифоль произнес эти слова самым величественным тоном и собрался было уйти, но могучая рука капитана «Чайки» вновь опустилась на его плечо и сбила его с ног. В тот же миг Коротышка достал из кармана кусок веревки и связал Аттиле руки, в то время как Эмманюэль сбегал на судно и принес оттуда стальной трос, которым гребцы пользовались, когда им приходилось плыть против быстрого течения.

— Разрешение! — повторил Ришар.

— Ни за что! Вы трусы, вы пользуетесь тем, что сила на вашей стороне. Но мы еще посмотрим, с каким видом вы будете стоять перед законным судом…

Но он не успел договорить.

Коротышка обмотал руки чеканщика тросом и привязал его конец к одной из ветвей ивы, нависавших над рекой; его товарищ помог ему натянуть канат, и г-н Батифоль вмиг оказался висящим в шести футах над водой.

— Слушай мою команду, — приказал капитан «Чайки», в то время как Валентин убеждал жертву, что в его интересах подписать требуемое разрешение.

Он, несомненно, добился бы своего, ибо чеканщик все больше впадал в панику, но капитан Ришар, не желавший оставлять неиспользованными столь точно проделанные приготовления, громко свистнул; матросы тут же отпустили трос, и с высоты, в которой он парил, г-н Батифоль был низвергнут в пучину, сомкнувшуюся над его головой.

Как только г-н Батифоль исчез под водой, лишь клокотание которой указывало на его присутствие на дне Марны, капитан «Чайки», будучи страстным приверженцем формальностей, достал часы, чтобы следить за временем, в течение которого должна была продолжаться эта пытка. К счастью для жертвы, Валентин схватил трос и навалился на него изо всех сил; невзирая на окрики друга и сопротивление обоих матросов, ему все же удалось вытащить чеканщика на поверхность.

— Я согласен, — произнес тот, болтая руками и выплевывая воду, которой наглотался. — Я согласен… Разрешение, десять тысяч франков, все что угодно, только отпустите меня, прошу вас… Караул! Караул! Караул!

Валентин протянул ему руку и помог выбраться на берег.

Господин Батифоль был настолько потрясен произошедшим и так боялся, что его подвергнут новой пытке «мокрым трюмом», с которой он только что познакомился, что сам попросил бумагу, чтобы побыстрее отделаться от требований своих мучителей.

Ему вручили обрывок того, что капитан «Чайки» высокопарно величал «судовым журналом», хотя гораздо чаще им пользовались для раскуривания трубок, нежели для увековечивания маршрутов славной шхуны.