Книга Целитель #12 - Валерий Петрович Большаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да что же это такое⁈ — выдал мой голос плаксиво.
Я вытряхнул на дымящуюся тряпку остаток виски — и тут по волнам зашарил луч прожектора. Горящий обносок мотало еще пуще, и я даже застонал, разобрав, что упорядоченный шум стихает — судно сбавляло ход.
Тяжело дыша, до конца не веря, наблюдал, словно во сне, как спускают шлюпку, вернее, мотобот.
«Неужели, правда?» — захолонуло внутри.
Тарахтя мотором, бот приблизился, и зубастые, вихрастые парни в шортах, в белых рубашках с коротким рукавом, заорали на чистом русском:
— Эй, на плоту! Куда собрались?
— До Одессы подбросите? — крикнул я, и закашлялся — горло сжало.
— А мы в Ленинград!
— Ну, тоже по пути…
На катере захохотали.
— Руку давай! Держись…
Перебравшись на борт, я с ходу выложил легенду:
— С «Нахичевани» я! Наш траулер ко дну пошел, вот и… того… Путешествую!
— О-о! Нашелся! — обрадовался чубатый молчел. — Звать как?
— Саша, — протянул я руку. — Саша Томин.
— Придется прервать твой морской круиз, Саша Томин! — ухмыльнулся чубатый. — Только учти — «Нахичевань» уже далеко, не нагонишь.
— Не-не-не! Хватит с меня отдыха на море!
— Ха-ха-ха! Га-га-га!
Под жизнерадостный хохот мотобот завернул, поплюхав к белому красавцу-пароходу. Я поднял голову к высокому борту, и прочел: «Профессор Визе».
Там же, позже
Первые шаги по твердой палубе запомнились цветасто и рвано. Я кому-то жал руку, меня кто-то хлопал по плечу, целовал даже, а меня не покидало стойкое ощущение, что живу на автопилоте. Слишком быстро переменилась жизнь — черная полоса, без паузы, без плавного перехода, моментом сменилась белой!
Первым делом спасенного спровадили к судовому врачу.
Это был дородный, румяный человек, смахивавший на актера Моргунова, и тоже, кстати, обритый наголо, «под Котовского».
НИС «Профессор Визе» вез до дому полярников с антарктических станций, только вот эти «ребята семидесятой широты» не дружили с вирусами, от них все хвори сбегали. А тут пострадавший!
Нет, не скажу, что медик надо мною измывался, просто дорвался, наконец, до профессиональных обязанностей… И был вынужден признать, что я здоров и годен к строевой службе.
Две официантки, Ася и Галя, тут же забрали меня по эстафете — кормить. Там-то меня, в кают-компании, и нашел капитан, представившись Троицким Эммануилом Николаевичем.
— Еще раз здравствуйте, Александр, — заулыбался он. — Извините за бурную встречу, ребята действительно рады! Мы же вас тоже искали, вместе с бразильцами. Ага… Не догадались учесть течение!
— Да там и ветер тянул не слабо, — скромно вставил я.
— Ага… — капитан глянул внимательней, словно что-то выискивая на моем лице. — А по специальности вы кем будете?
— Вообще-то, радиооператор… — сказал я солидно. — Но и в ЭВМ соображаю.
— Отлично! — повеселел Троицкий. — Вот вас-то мне и надо! Поработать не желаете? До Ленинграда?
— Всей душой!
— Да дайте вы человеку отдохнуть! — послышался жалостливый голос с камбуза.
— На берегу отдохну, Галочка! — отшутился я.
По длинному светлому коридору капитан провел меня в лабораторию ЭВМ.
— Вот, — завздыхал он, шлепая по корпусам системников, — четвертая… пятая по счету. Не фурычит! А ученые стонут, их тоже до дела тянет…
— Принял, — кивнул я, с интересом оглядывая тутошние компы.
«Искра-1030», «Корвет-ПК8020»… Нормально.
— Будет нужен паяльник или микросхемы — по коридору прямо, последняя дверь, там у нашего радиста агрегатная… — Троицкий неуверенно глянул на меня. — Вам и вправду лучше отдохнуть, Саша, а с утра…
— С утра назначу лечение, — парировал я, — а сегодня проведу медосмотр.
Посмеиваясь, капитан пожал мне руку, и вышел. Я очень невнимательно осмотрел «больных». Пустяки. Заметно, что уровень микроЭВМ куда ниже «Альфы», зато всё свое.
Меня волновало иное. Нужно было срочно связаться с «Бризом».
Я тихонечко вышел в коридор. Где агрегатная, там и радиорубка…
Тот же день, позже
«Бета»
Атлантика, борт д/э «Бриз»
Гирин испытывал знакомую офицеру тоску — когда приходилось отдавать бойцам приказ, а потом думать, как же ему смотреть в глаза мамам, получившим «похоронку» в мирное, вроде бы, время.
Но ситуация была еще хуже, еще кошмарней, потому что плакать станет не кто-нибудь, а Настя! И Рита с Юлей, и Лидия Васильевна. Хоть совсем пропади в этой «Бете»…
«Стоп-стоп! — нахмурился Иван. — Так не годится, это уже слабость…»
Не стучась, вошел Вайткус, угрюмый и скучный.
— Етта… Взяли «Бублика», — вытолкнул он, тяжело приседая на стул. — Видал у него приемничек, такой, вроде «Спидолы»? А у еттого транзистора двойное дно — держишь на плече, и вроде как музычку слушаешь, а сам в етто время наговариваешь сообщение! Оно мигом шифруется — и выстреливается на спутник. Повязали, короче, заперли в кандейке…
Гирин равнодушно кивнул.
— Скорее всего, он уже выдал нас.
— У каждого своя родина, каплей…
В дверь торопливо постучали, и внутрь проскользнул Корнеев. Радостно щерясь, он затряс бланком шифрограммы.
— Ну⁈ — замер Иван, ужасаясь возможному отказу. — Жив⁈
Виктор усердно закивал, и приложил палец к губам. Гирин отмер, задышал, глядя, как светлеет лицо Ромуальдыча, и вчитался.
Буквы плясали перед глазами.
— Етта… — хрипло вымолвил Вайткус. — Вслух!
— «Меня столкнули, — раздельно, едва не по слогам, зачитал капитан-лейтенант. — Срочно вычислите агента, чтобы не сорвать всю операцию. Нахожусь на научно-исследовательском судне „Профессор Визе“, следую в Ленинград. Действуем по плану „Б“. МГ».
Среда, 19 апреля. День
Москва, площадь Дзержинского
Фейнберг не без трепета вошел в двери «страшного здания», исполненного тяжеловесной державности. Американская пресса просто обожала смаковать «кровавые тайны большевистского режима», а самые зловещие из них приписывались Кремлю и штаб-квартире «Кей-Джи-Би».
Молоденький лейтенант госбезопасности, дежуривший на посту, внимательно проверил документы «Германа Берга», и вежливо объяснил, куда тому идти.
И никаких тебе воплей из пыточных, и приглушенные выстрелы не доносятся из «мрачных подвалов ЧК»…
Шагами уминая красную ковровую дорожку, метко прозванную «кремлевкой», Джеральд вышел к искомой локации. В приемной его встретили вышколенные офицеры, и без того, что русские зовут volokitoy, проводили в кабинет.
К этому моменту Фейнберг окончательно успокоился, смахивая с души налипшую паутину штатовской пропаганды.
— Здравствуйте, Герман! — живо приветствовал его сам председатель всемогущего Комитета. — Или вам привычнее Джеральд?
— Герман, Герман! — замахал рукой ученый. — Я, хоть и привык уже, адаптировался, но пока не обрусел окончательно.
Иванов весело рассмеялся, и пригласил «Берга» к небольшому столику в окружении кресел. Сейчас, в приватной обстановке, генерал выглядел скорее партийным функционером или директором завода. Костюм сидел на нем, как влитой, да и очки добавляли чертам интеллекта, но, все равно, простецкое, обычное лицо председателя КГБ располагало к открытости и даже откровенности, стирая сословные барьеры.
— Борис Семенович… Не знаю, с чего начать, поэтому…
— А вы без подходов, Герман, — тонко улыбнулся Иванов, — без предисловий.
— Да! — Фейнберг выдохнул, подумал, и заговорил: — Теорией пространства и времени в Штатах занимались ровным счетом двое — я и Лит Боуэрс. По сути, собственных наработок у нас не было, от слова «совсем», хотя именно я, независимо от товарища Терлецкого, разрабатывал гипотезу тахионов. Практически всю информацию мы получали от ЦРУ… М-м… Ну, детали вам известны лучше, чем мне! Так вот… Хронокамера, инвертор времени, бета-ретранслятор — всё это очень и очень серьезно, и их применение нечистоплотными людьми может повлечь за собой крайне печальные последствия. Нам очень повезло, что вице-президент Даунинг, курирующий работы Боуэрса, придерживает, тормозит исследования, скрывает от политиков потенциальные возможности открытий Михаила Гарина. Но, согласитесь, всё это очень ненадежно и шатко! — в его голосе зазвучала робкая
