Книга Мареси - Мария Турчанинофф

же они до конца не верили, что женщины Аббатства не окажут сопротивления. Я заметила, что некоторые из них плевали на пол и прикасались к стали своего оружия, словно желая защититься от злых сил.

Сиссиль закричала. Кто-то подбежал к ней и схватил ее за вторую руку. Юэм.

– Нет! – крикнула она. Я отчетливо услышала ее голос. – Нет, только не ее…

И тут я поняла, что она раскроет им, где скрывается Яй. Мне хотелось закричать, кинуться вперед и остановить ее. Сердце у меня колотилось так часто, что в глазах потемнело. Юэм встала перед Сиссиль. Ее лица я не видела, но она распахнула руки, закрывая собой Сиссиль.

– Возьми меня, – сказала Юэм.

Мужчина громко расхохотался.

– Тебя? Вместо рыженькой? Ты спятила?!

Он попытался отодвинуть Юэм, но она не дала себя оттеснить. Вместо этого она со всей силы ударила ногой по самому чувствительному месту у мужчины. Он сложился пополам, но лишь на мгновение. В следующий момент в воздух взлетел его кулак и с ужасным звуком ударил в лицо Сиссиль. Одной рукой он ухватил Сиссиль, второй поднял нож. Вокруг в Храме блестели другие обнаженные кинжалы. Это было не то сопротивление, которого мужчины боялись, – не магические ветра или необъяснимый штиль. Это было сопротивление, которое они понимали и которому даже радовались. Они почувствовали запах крови.

– Постойте! – прозвучал вдруг чей-то голос, разом перекрыв собой весь шум.

Наверху лестницы, ведущей на подиум, стояла Роза. Сорвав с себя рубашку, она стояла совершенно голая, залитая первыми кроваво-красными лучами солнца, пробивавшимися через мозаичные окна. Волосы падали ей на плечи блестящими волнами, груди были упругие, а кожа мягкая и нежная. Она была так прекрасна, что никто в Храме не мог отвести от нее глаз. А я видела то, чего не могли видеть мужчины: она была не служительница Розы, а сама Богиня, знающая все тайны женского тела, сияющая так, что все, едва взглянув на нее, оказывались в ее власти.

– Я настоятельница этой церкви, служительница Девы. Даже вы наверняка знаете, что это означает? – Она распахнула руки, ее улыбка была так прекрасна и неотразима, что больно было смотреть. – Со мной вам не придется бороться. Вы не получите царапин. Избежите борьбы и слез. Я знаю, что делаю. Я могу подарить вам наслаждение, какое вам не представить в самых смелых мечтах.

Голос Розы был не ее собственный, а грудной и звучный, мне почудились в нем нотки голоса Хагган. Дева и Хагган, начало и конец. Она указала на мужчину, который все еще держал за руку Сиссиль.

– Ты первый. Следуй за мной.

Просто невозможно было представить себе, чтобы мужчина, к которому она обращалась, ослушался бы ее. Когда она повернулась и вошла в двери розового дерева, мужчина не сводил с нее глаз. Выпустив Сиссиль, он в два прыжка оказался на подиуме.

– Борте, охраняй дверь. Не хочу, чтобы мне помешали.

В его голосе звучало опьянение красотой Богини.

– Потом придет ваш черед, наберитесь терпения. Кто-то должен присмотреть за этими. Кто знает, чего от них ожидать.

– Эта самая красивая из всех, кого я видел, – пробормотал Борте, складывая руки на груди. – Ты там не очень, чтобы нам осталось.

Дверь за первым закрылась. Из алтарной комнаты донеслись звуки. Звуки, которых я предпочла бы не слышать.

Мать подняла руки:

– Песня Розы! Пойте!

Она начала петь. Все женщины и девочки подхватили ее песню, восхваляя Деву и Розу за ее мудрость и красоту. Мужчины пытались заставить их замолчать, но оказались бессильны против пения женщин.

Я сидела, сгорбившись в оконной нише, обхватив голову руками. Мне не нужно было заглядывать внутрь, чтобы понимать, что там происходит. Песня рассказывала все. Пора возвращаться к Яй и малышкам, утро уже наступило. Я обещала. Но я не могла уйти, пока мужчины, один за другим, заходили в алтарную комнату. Несколько раз я слышала, как закрывались и открывались входные двери Храма. Те, кто сторожил во дворе, тоже воспользовались случаем. Уйти сейчас было все равно что предать Розу.

Утро уже давно наступило, когда песня стихла. Я приподнялась, сложила ладони вокруг лица. Мужчина, на руке у которого не хватало пальцев, – тот, что кинул камень в Птицу, сидел на мраморной лестнице, разглядывая свой кинжал. Его острие уже не блестело – на нем виднелось нечто темное. Беспалый не оттирал пятно, а только разглядывал его с довольным выражением лица. Это человек, радующийся при виде крови.

Из алтарной комнаты не доносилось никаких звуков. В Храме снова воцарилась тишина. Я должна вернуться к Яй. Я уже повернулась, чтобы уйти, когда за спиной у меня раздался грохот, заставивший меня снова обернуться к окну.

В дверях стоял Сарьян. Позади него – Окрет и Виньян.

– Мое терпение кончилось, – проговорил он совершенно спокойным голосом. – Иди сюда, женщина!

Мать подошла к нему. Сарьян пришел в окружении новых наемников. Теперь в Храме собрались человек пятнадцать мужчин.

Через дверной проем утренний свет падал на прямую фигуру Матери и ее серебристые волосы. Она стояла в профиль ко мне. Солнечный свет обрисовывал каждую деталь. Сарьян достал свой кинжал и поднял его, так что острие сверкнуло на солнце. Поворачивая его, внимательно разглядывая его, он заговорил, словно бы обращаясь к кинжалу, а не к Матери.

– Мы обыскали все здания на этом проклятом острове. Мы нашли в долине ваш второй храм, но там сидели только две перепуганные старушки. Моей дочери нигде нет.

Рукавом Сарьян вытер с острия кинжала невидимое пятно и убрал его обратно за пояс. Он щелкнул пальцами беспалому, тот поднялся и встал рядом с Матерью, все еще держа в руке свое обагренное кровью оружие.

– Дай мне твой кинжал.

Беспалый заколебался, но потом протянул ему свое оружие.

– Мои люди получили небольшое вознаграждение, но они успокоились ненадолго, как ты понимаешь.

Он повернулся к Матери и поднял кинжал к ее подбородку.

– Поэтому спрашиваю в последний раз – где она? Где моя неблагодарная дочь, которая сбежала из дома, покрыв позором свою семью?

– У тебя здесь нет никакой дочери, – ответила Мать и подняла подбородок, словно готовясь принять удар.

Сарьян покачал головой.

– Не такой ответ я хотел услышать. Но я знаю, что ответ есть в твоей старческой глотке, – левой рукой он схватил Мать за подбородок и силой разжал ее челюсти. – Просто надо его оттуда извлечь.

Он засунул кинжал с зазубренным наконечником в рот Матери и сделал небольшое движение.

Узкая струйка крови потекла по ее