Книга Опавшие листья - Василий Васильевич Розанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
«Марксисты», «экономическая борьба», «положение рабочих»: но садясь в карты, почему-то предпочитает vis-à-vis с генералом. И при «недохватке» все одолжается «до среды» у генерала. А в среду по рассеянности забывает.
* * *
Растопырив ноги и смотря нахально на учительницу, Васька (3-й класс Тенишевского) повторяет:
– Ну… ну… ну «блаженны нищие духом». Ну… ну… ну… (забыл, а глаза бессовестные).
Что ему, тайно пикирующемуся с учительницей, эти «блаженны нищие духом»…
И подумал я:
– В Тайну, в Тайну это слово… замуровать в стены, в погреб, никому не показывать до 40 лет, когда начнутся вот страдания, вот унижения, вот неудачи жизни: и тогда подводить «жаждущего и алчущего» к погребу и оттуда показывать, на золотом листке, вдали:
БЛАЖЕННЫ НИЩИЕ ДУХОМ!..
Боже мой: да ведь это и сказано «нищим духом», еще – никому, и никому – не понятно, для всех это «смех и глупость», и сила слова этого только и открывается в 40 лет, когда жизнь прожита. Зачем же это Ваське с растопыренными ногами, это «метание бисера перед свиньями».
* * *
Величественный шарлатан.
Шарлатаны вообще бывают величественны… Это я только под старость узнал.
И пользуются в обществе непререкаемым авторитетом.
Нет, уж лучше положиться на «чинушу» 20-го числа. Помусолится и все-таки что-нибудь сделает. Обругает, сгрубит, за шиворот возьмет, а не оберет.
Как нескольких литераторов безжалостно и бесстыдно обобрал издатель «Декабристов» и «Жизни Иисуса», с таким портретом Ренана, который стоил чуть не 1000 руб.
Величественный шарлатан, с такой германской походкой, погубил и мамочку, объявляя себя (в «указателе») врачом по нервным болезням, 5 лет ездя к страдающей «чем-то нервным», и не понимая, что означают неравномерно расширенные зрачки. Видел их 5 лет, и не понимал – что это? почему?
Да и сколько врачей видели эти зрачки. Мержеевский (в Аренсбурге), Розенблюм (в Луге), Наук, княжна Гедройц, Райвид, и никто не сказал: «вы видите это, это – глубокое страдание, надо лечить».
И мамочка была бы спасена.
Карпинский первый сказал, и уперся, отверг нелепый диагноз Бехтерева («уверяю вас, что ничего нет») и схватился лечить 14 лет запущенную болезнь. Дай Бог ему всего доброго. Карпинский – доброе, прекрасное имя в моей биографии, благодетель нашей семьи. Как Бехтерев – погубитель.
* * *
Удивительный рассказ Варвары Андреевны: у княгини NN были 2 дочери и сын, лицеист или кадет, не упомню. Но – не высшего учебного заведения. У него бывали товарищи, и одному из этих кадетиков нравилась старшая дочь, пышная, большерослая. Но при всем росте она была спокойного характера, тогда как меньшая ее сестра, худенькая и небольшая, так и пылала. – Рассказчица не понимала, – мое же наблюдение, что вообще пыл пола или развертывается в рост, и, потратя силы свои «на произведение своего же тела», успокаивается; или же он в рост не развертывается, и тогда весь сосредоточивается в стрелу пола, – и эта стрела сильно заострена и рвется с тетивы. – Мать, заметив чувство юноши, почти отрока, в конце зимы отозвала его в сторону и спросила: «Вам нравится моя старшая дочь?» Тот вспыхнул и замялся… «– Да…» – «Ну, я вижу, что если и нравится, то не безотвязно. Вот что: женитесь на младшей. Она и по годам больше вам подходит». Тот выразил согласие. «И – теперь. Гражданского брака я не хочу. Законный брак кадетам не дозволен. Но я – княгиня, у меня есть связи, и я все устрою». Действительно, жениться ему было все равно как бы гимназисту – нельзя. Она поехала, упросила. Может быть, и сказала лишнее, напр., что дочь «в положении», и ей дали согласие на негласную женитьбу юноши, с правом продолжать ему учение. И вот, мать сейчас их обвенчала, и, затем, молодой муж – опять сейчас в школу, но должен был приезжать к теще и жене по воскресеньям и (почему-то) четвергам. Квартирка у них была маленькая, – именье распродал отец, – и она, отделив молодым комнату, сама со старшей дочерью помещалась в другой. Сыну же кадету сказала, что он может являться днем в дом, а ночевал бы в школе. «Нет комнаты, взята под молодых». Так и было. – «А старшая?» – спросил я. – «Через два года тоже вышла замуж». Но слушайте дальше. Эта маленькая и худенькая удивительно расцвела в замужестве, пополнела, подобрела. И через год у нее был ребенок, а через два – двое детей. Первый – красота мальчик, и родился огромный. Княгиня вынесла из их спальни к гостям и, подкидывая на ладони, воскликнула: «Вот какой! Видите! А все – мой ум. Отец его – неистасканный, свеженький. Дочь моя – вся чистая – еще с неиспорченным воображением. И принесли мне такого внука!»
Вот до этой государственной мудрости старой княгини не додумаются ни министерства наши, ни старые митрополиты, заседающие в Синоде и устрояющие брак в стране.
Ведь же анкета показала, что приблизительно с VI класса гимназии все учащиеся вступают в полосу перемежающегося с проституцией онанизма. Одно, – или другое. Не одно, – так другое. Не оба ли, однако, ужасны? Если бы в государственных учреждениях была 1/10 доля ума этой княгини, то, конечно, не только разрешен бы был брак гимназистам и гимназисткам, но он был бы вообще сделан обязательным для 16-ти (юношам) и 141/2 (чтобы не испортилось именно воображение) лет девушкам: и чтобы соблюдение этого было предоставлено согласованным усилиям родителей и начальств учебных заведений, но обеими сторонами – непременно исполнено, без чего не дается «свидетельство об окончании курса». В самом деле, «мечта» и «роман» могут поместиться и внутрь брака, настать «потом», в супружестве. Ведь женится же обязательно все сплошь духовенство перед посвящением. И – ничего. Не стонут. И даже «плодовитое духовенство» одно поддерживает честь русской рождаемости. Вообще «роман», конечно, важен и его не отрицаю: но только мне хочется, чтобы он не был воздушным, а хлебным. Поразительная история «изнасилований» и «соблазнений» почти в одно слово говорит примерами, что к первому «посягнувшему» девушка чувствует на всю жизнь необыкновенную привязанность, которую не погашают все последующие невольные связи, «перехождения из рук в руки», и вся вообще ужасная судьба. И «первый» собственно остается мужем, а последующие – безвпечатлительны. Этот закон до такой степени всеобщ, что именно на нем нужно установить норму супружества в стране: пробудится любовь непременно к первому, и сохранится на всю жизнь, если «да» было произнесено без отвращения, искренно, хотя бы и без пыла и «романа».
В Ельце М. А. Ж-ков (несколько дочерей красавиц):
– Надо выдавать дочь, пока она еще не стала выбирать.
И выходили. И жили. – Положим, здесь возможна и трагедия, будут трагедии, – в 1/2%. Как в 1/2% они есть и теперь, при долголетних «выборах» и полной любви. Собственно, «роман» есть пар, занимающий пустое место при не наступившем вовремя супружестве. Розовый пар. И его вовсе не нужно при нормальном супружестве. Супружество – заповедь Божия, с молитвами. А без «Птички Божией» можно и обойтись.
Так-то, девушки, – подумайте об этом. Подумайте, когда станете матерями.
Спасибо Варваре Андреевне за рассказ. Он поучителен. Особенно для министров и архиереев. Сама она – замужняя и добродетельная, урожденная – Г.
* * *
Глупа ли моя жизнь?
Во всяком случае не очень умна.
* * *
Хочу ли я играть роль?
Ни – малейшего (жел.).
Человек без роли?
– Самое симпатичное существование.
* * *
У меня есть какой-то фетишизм мелочей. Мелочи суть мои «боги».
Все «величественное» мне было постоянно чуждо.
Я не любил и не уважал его.
* * *
Я весь в корнях, между корнями. «Верхушка дерева» – мне совершенно непонятно (не понятна эта ситуация).
Дует ветер. Можно упасть. Если «много видно», то я все равно не посмотрю.
Это Николай Семеныч (Мусин, учитель русского языка в Костроме), – благороднейший челов<ек> говорил:
– Хе, – ты дурак. Не видал, есть ли сено на базаре. А проходил (к нему в дом) базаром.
Я действительно не видал, проходя по Сенной (Павловская площадь).
У Ник. Семен. подбородок был брит, как и верхняя губа, – и волосы, полуседые, вершка в 1
