Книга Кангасейро - Жозе Линс ду Регу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Капитан Кустодио вернул его к действительности:
— Сынок, прежде всего нужно узнать, одобрит ли твою женитьбу Апарисио. Ты его брат, а братом кангасейро быть не так просто.
Да, он был не таким, как все. Он не смел даже любить… если узнают, кто он, его будут бояться, перестанут уважать, как любого другого. Он шел к Алисе, и казалось, что у них все, как у других влюбленных, но вдруг он вспоминал свое положение, и его начинали мучить угрызения совести: какой же я преступник, негодяй, обманщик! Если Алисе узнает все обо мне, она испугается и убежит от меня. Правда, тут же он сравнивал себя с Жеронимо, который совершил два убийства, но был примерным отцом семейства, честным работягой, не пил. И все же юноша решил избегать любимой. Он долго не появлялся в доме, и вот мастер сказал ему однажды, что синья Анинья беспокоится:
— Сынок, старуха просила узнать, не заболел ли ты.
Бентиньо оправдался как мог и в тот же вечер опять пошел повидаться с Алисе. Они остались поговорить там же у дверей дома; синья Анинья сидела поодаль и вязала кружева — спицы так и сверкали в ее мозолистых руках. Явился Зе Луиз с новостями, которые услышал в лавчонке возле дороги. Приходил какой-то человек и рассказал об убийстве на ярмарке Жатоба парня полковника Леутерио. Убийца не сдался и погиб в поножовщине. Говорят, что он захаживал в дом судьи в Такарату и был подослан, чтобы покончить с полковником Касуса.
— Несчастные, — сказала Алисе, — только и живут тем, что убивают, или их убивают. Мне хочется одного, Бентиньо, — уйти отсюда подальше, чтобы даже не слышать обо всем этом. Зе Луиз следует примеру отца и не сегодня-завтра станет преступником.
— Девочка, не говори этого, — возразила мать, — жизнь наша будет до конца такой, как есть. Я бы желала тебе, чтобы все люди были похожи на Жеронимо. Правда, он способен убить человека и погибнуть сам, но все же у него золотое сердце. Таков сертан, девочка. Пойдешь в Брежо — и там то же самое. Тебе хочется быть подальше от этих людей, но это невозможно, нет. Видно, навсегда придется остаться здесь, и будь что будет!
Алисе ничего не ответила матери и вышла с Бентиньо пройтись по обочине дороги. Каменную ограду обвивали ярко-красные цветы. Тихий вечер был как бы создан для влюбленных. Они говорили о своей любви, но изболевшуюся душу Бентиньо грыз червь сомнения, и он даже не смел попросить Алисе помочь ему, облегчить его горе. Он старался быть правдивым, ему хотелось открыться во всем — он так нуждался в сочувствии людей, которые любили его, — но он не смел.
Когда Алисе настаивала: — Бентиньо, ты что-то скрываешь от меня, почему ты не откроешь своего сердца? — он отвечал:
— Ничего, Алисе, я просто не могу забыть мать. Закрою глаза и вижу ее такой, как тогда, когда ее вынули из петли.
Но он лгал. Его преследовал не образ погибшей матери, он дрожал от страха не потому, что был слаб телом. Его мучила, отдаляла от Алисе злая судьба, уверенность в том, что он не в силах изменить ее. Ему казалось, что если он сознается во всем, то потеряет дружбу семьи мастера. Кто согласится сесть за один стол с братом кангасейро, кто согласится отдать свою дочь за него? И потом, рассказать обо всем значит выдать брата. Нет, он обречен на молчание. Все это отдаляло его от девушки. Как сохранить эту любовь, не открывая своей тайны? Но, несмотря на это, он все больше любил Алисе, и она отвечала ему тем же.
У него не было никого, с кем бы он мог поделиться своим горем. Иногда Бентиньо хотелось пойти к мастеру и все разом открыть ему. Но он тут же сдерживался: зачем перекладывать свою беду на других? Мать умерла от непосильного горя, горе подточило ее разум, а она была такой умницей. Нет, он не смеет обременять семью мастера. Не нужно ходить в дом любимой. Но какой предлог найти? В конце концов, ничего не придумав, юноша был не в силах сопротивляться своему влечению к Алисе, — он решил: будь что будет. На энженьоке готовились к приему урожая, и он весь ушел в работу. Он делал все. Терто не отставал от него, хотел, как и он, забыться в тяжком труде.
— Бентиньо, — сказал он однажды, — я кончу, как мой брат Жермано. Не могу больше. Я переживаю адские муки. Когда я лежу в гамаке без сна, за мной является мать. Будь на то моя воля, я бы, поверь, давно вернулся к семье. Я знаю, что сестры погибли. Жермано всегда говорил мне: «Терто, лучше бы они умерли». Люди не могут смотреть в лицо девочкам. И он был прав. Я все думаю о них. Но где же взять силы, чтобы вынести все это? Что-то поднимается во мне и шепчет: «Терто, твоя мать умирает с голоду. Терто, твои сестры умирают с голоду». И в сердце такая боль, что я не могу сомкнуть глаз. Послушай, Бентиньо, я уйду к Жермано.
* * *
Жизнь капитана Кустодио проходила в ругани с вакейро Флорентино, старик с каждым днем становился все мрачнее. Уже пришел октябрь, а о капитане Апарисио ничего не было слышно. Наступило как бы всеобщее перемирие, и сертан отдыхал. Летучие отряды бездействовали, кангасейро набирались сил, а люди отдыхали от слухов. На ярмарке певцы пели только о делах минувших дней. Апарисио затаился в каатинге и, как змея, менял кожу. Потом опять набросится на людей и начнет жалить. Раньше капитан Кустодио только и жил слухами о налетах Апарисио. Так ему было легче переносить смерть сына.
Однажды ночью, когда Бентиньо спал у себя в каморке, туда пришел старик:
— Сынок, бездействие Апарисио заставляет меня задуматься. Со дня смерти твоей матери о нем ничего не слышно. Я передал известие с работником полковника Карвальо из Сержипе, но этот Виктор не появляется с ответом. Возможно, что капитан сердится и не хочет ничего знать обо мне — бедном старике. И он прав, знаешь, сынок, он, безусловно, прав. Даже жена моя умерла от горя. Да и как могла она жить в одном доме с обесчещенным, ни на что не годным человеком?
Голос старика прерывался от слез, и он безутешно
