Книга Собаки и другие люди - Захар Прилепин

class="p1">Накануне ночью приехала моя жена и сказала, что сама за всем проследит, потому что мужчины к уходу за живыми существами не приспособлены.

– Мужская работа – смерть, – ответил Злой. – Мы справляемся только с этим, и никогда не устаём.

* * *

Возле поликлиники стояла церковь.

Купола её были покрашены в ярко-синий цвет.

Я бродил по церкви, раздумывая, какой святой мог бы замолвить слово о моей собаке.

Потихоньку молился всем.

В церкви пахло сыростью и мокрой человеческой одеждой. Самый запах и тихое мерцание свечей напоминали о Кержаке. Но здесь хотя б легче было о нём думать.

Главное – не представлять, как моему псу сейчас побрили ногу, и затем, насверлив в живом теле отверстий, крепят вместо сустава железный штифт с усиками.

Порой говорят, что в собаке ничего личного нет, и она просто воспроизводит своего хозяина.

Если б у меня за всю жизнь была одна собака, я бы тоже так думал.

Но у нас был сенбернар Шмель, влюблённый во весь мир. У нас имелся мастино наполетано Нигга, прямой и честный, ни разу в жизни не подошедший к другим людям, но и не боявшийся их. Имелся борзой Кай, повеса и обманщик, не имевший к людям ни малейшего интереса, но к тому же избегающий их, как заразу. И у нас был всех ненавидевший Кержак.

Так где же во всём этом находился я?..

…Раньше, чем я ожидал, позвонил Злой, и сказал, что можно прийти и посмотреть на Кержака.

Я почти бежал.

У самых дверей поликлиники заставил себя простоять полминуты, чтоб не выглядеть таким всклокоченным. Но не вынес и пяти секунд.

Он спал в слишком маленькой для него клетке.

– Всех перепугал, – рассказал, улыбаясь, Злой. – Бесновался. Чуть руку не откусил ассистенту, когда делали укол.

Я присел у клетки и увидел, что задняя лапа моей собаки перевязана.

Просунув указательный палец, коснулся собачьего носа.

Дальше рука моя не пролезала. Мне нестерпимо хотелось его погладить.

Я не помню, чтоб я чего-нибудь хотел так же сильно в последние несколько лет.

* * *

Очнувшись, он некоторое время смотрел на всех нас, ожидающих возле клетки возвращения собачьей души с того света.

Поняв, что мы не снимся, Кержак еле-еле двинул хвостом.

– Удивительный пёс, – рассказывал Илья Фёдорович, трогая указательным и средним пальцем воздух, словно бы подбирая мелодию. – Скоро второй день пойдёт, а у него все подстеленные салфетки сухие. Лежит и терпит.

Потихоньку вытянув Кержака наружу, мы со Злым уложили его на обычные человеческие носилки.

Вынесли во двор поликлиники. Едва спустили наземь – из него полило.

На трёх лапах, зато бодро, словно он всегда был трёхлапым, Кержак побежал в редкие деревья маленького парка при поликлинике – осмотреться, как там дела.

…Все работники Ильи Фёдоровича знали теперь Кержака.

Приходя в поликлинику, с ним обязательно здоровались. Вечером – прощались.

Он по-прежнему смотрел вокруг безо всякого доверия, но рычал и тем более лаял – избирательно, сосредоточившись на ассистенте Ильи Фёдоровича и на строгой женщине с высоким мужем, лечивших свою белую крысу, да ещё на бультерьере в соседней клетке.

Кержака завешивали тканью, чтоб он, обещая вот-вот выбраться, не грыз прутья, когда бультерьер переставал его бояться, пробегал на очередную операцию ассистент главного врача или важно проходили хозяева крысы.

Несколько раз эта пара навещала Илью Фёдоровича, требуя вынести Кержака прочь. Но деть его клетку было совершенно некуда.

Он и без того страдал там. В клетке он не мог даже приподняться.

У самой его морды помещалась только миска с водой, из которой было неудобно пить.

Раз в день её меняли на миску с обедом – но к еде Кержак не притрагивался.

Илья Фёдорович волновался: чтобы поправляться, больной должен был есть.

Мы по очереди присаживались на колени у клетки, умоляя Кержака покушать. В ответ он смотрел, не моргая, дремучим взглядом.

– Кержак питается только на свободе, – сказала моя жена безо всякого пафоса.

Злой тронул рукав Илью Фёдоровича и, отведя его в сторону, что-то зашептал, указывая на ближайший коридор.

– …а почему бы и нет? – громко согласился Илья Фёдорович. – Не надо денег. Пусть переезжает.

Так у Кержака появился отдельный, по каким-то причинам пустовавший кабинет. Сдвинув мебель к высокому окну, мы тут же перевели пса туда.

Спустя полчаса Илья Фёдорович заглянул к нам. Качая ногами, мы со Злым сидели на столе, а жена кормила Кержака творогом с рук.

Илья Фёдорович застыл, любуясь.

– Может, всё-таки из тарелки, Кержак? – переспрашивала жена, предлагая собаке миску с тем же самым творогом.

Кержак принюхивался и поднимал голову, глядя ей прямо в глаза.

– Из тарелки не хочешь? Так тебе не вкусно, да? – спрашивала жена; зачерпывала из миски творог и протягивала ему раскрытую ладонь.

Кержак бережно слизывал свой звериный обед.

* * *

– Воспаления нет. Отёк спадает, – констатировал Илья Фёдорович.

Под снятой повязкой у Кержака обнаружилась жалкая, как у курёнка, нога. Он долго обнюхивал швы, чуть касаясь их языком.

– Ну-ка, пройдись, Кержак. Ну, пожалуйста, – попросил Илья Фёдорович.

Бережно ступая, Кержак шёл, иногда оглядываясь на свою неузнаваемую лапу.

Вторую операцию ему делали уже в конце декабря.

Я снова бродил у храма, глядя на синие его луковки, и рассеянно думал: нет, всё-таки собакам нужны свои лохматые заступники. Надо выстроить скромный домик всех собачьих святых – вот такую же, как у нас, часовенку на лесном берегу, где так нравилось сидеть Кержаку. Приходить в этот домик и просить их прекрасные морды о вспоможении и продлении ещё одной собачьей жизни.

…До ломоты пальцев сжимал в кармане телефон, ожидая смс из собачьей хирургии.

Всё обошлось и в этот раз.

Отведя Злого в сторону, Илья Фёдорович передал ему свою карточку на вход в поликлинику и отбыл на очередную операцию: любимая кошка премьер-министра азиатской республики упала с крыши.

31 декабря Илья Фёдорович позвонил мне оттуда и сказал:

– Знаете, боюсь ошибиться, но. Я осмотрел Кержака накануне отъезда – и предполагаю, что процесс разрушения в передних лапах остановился. Ещё некоторое время понаблюдаем, как он перенёс вторую операцию, и – можете возвращаться в свой лес.

…Собрав совет, решили, что Злой немедленно везёт жену домой, к детям. Через несколько часов, доделав свои дела, вослед за ними поеду и я.

Высадив жену дома, Злой тут же помчится обратно, чтобы первого числа с утра быть у Кержака.

– Ты что же, новый год в пути встретишь? – спросил я, зная ответ заранее.

– И отлично, – засмеялся Злой, передавая мне карточку на