Книга Дом потерянных душ - Ф. Дж. Коттэм

«Touche», — подумал Ситон, а вслух сказал:

— Нет, не так.

Брин надолго замолчал. В тишине раздался жалобный вопль пароходного гудка, донесшегося с реки.

— Мой дед был одним из соучредителей этой фирмы, а его сын — мой отец — впоследствии унаследовал дело. Отец привозил меня сюда мальчишкой, на школьных каникулах, чтобы я смог кое в чем поднатореть. Утром я, как правило, осматривал достопримечательности вроде Тауэра или Музея мадам Тюссо, а после обеда шел в мастерскую. Возился с детальками, словом — перенимал опыт, причем без особого труда, как обычно бывает в детстве. Это произошло на рождественских каникулах, в декабре. Помню, тогда стояла необычно холодная для Лондона зима. И шел снег, хотя быстро таял. Мне только исполнилось десять.

Выходит, тысяча девятьсот двадцать шестой или седьмой год. Пандора тогда была на пике славы и купалась в ее лучах.

— И в один прекрасный день появилась она. После полудня, в вечернем наряде. На ней была модная шляпа и меховой палантин, а шею украшали жемчуга такой величины, что можно было бы тянуть на буксире целую баржу. Она оставила «бугатти» — такое авто с открытым верхом — с заведенным мотором у входа. Подумать только, «бугатти»! Тридцать восьмой модели, если мне не изменяет память. Вечерело, и фары она не выключила. В те времена, мистер Ситон, еще не существовало дорожных инспекторов. По крайней мере, для особ вроде мисс Гибсон-Гор. Она вошла, распространяя запах духов, розового джина и сигарет. Я тогда находился в приемной. В то время она была гораздо просторнее и лучше обставлена, чем сейчас, так как считалось необходимым иметь шикарный вестибюль. У нас он был обшит деревом и украшен цветами в горшках. Теперь, конечно, все это в прошлом. Люди просто помешались на рациональном использовании жилого пространства. В свое время все здесь ободрали поборники эффективной организации труда. Такая вот мания возникла в шестидесятых. Да я и сам к этому руку приложил.

Ситон смотрел на фотоаппарат на столе и представлял утробный рев двигателя итальянской машины, оставленной у входа в мастерскую. Видел ее фары, похожие на свирепые желтые глаза, пронзающие ярким светом ночь над сонным городом.

— Да, вестибюль у нас в те дни был будьте-нате, с огромной хрустальной люстрой. И в свете этой люстры мисс Гибсон-Гор показалась мне чудесным видением. Она стояла и стряхивала снежные хлопья с серого норкового палантина, а сама будто вся переливалась и сверкала. Мне она тогда показалась каким-то невероятным созданием. Роста она была немаленького и очень стройная, настоящая икона стиля своей эпохи, и, как не раз говаривал мой отец, намного красивее тех прославленных моделей, которых сама же и фотографировала. Помню, она поймала мой взгляд и улыбнулась. Я сидел за конторкой и упражнялся в чистописании, стараясь добиться каллиграфического почерка. Я просто обводил записи в учетном журнале, который в те дни постоянно лежал на стойке заказов. У нее на губах была помада. Не красная, а цвета вина — темно-бордовая, отчего рот казался особенно ярким. Она улыбнулась мне, и я увидел, какие у нее красивые зубы.

— А зачем она приходила?

— По всей видимости, уронила фотоаппарат в море. Выходила на причале из катера или моторной лодки и случайно выпустила из рук. У берега было неглубоко, и «Лейку» удалось достать. Но аппарат все же какое-то время находился в соленой воде. Его следовало полностью разобрать и протереть каждую часть по отдельности.

— Она сама сидела за рулем?

— Вы хотели спросить, приехала ли она одна мистер Ситон? — Мистер Брин снова напрягся. — И ответ будет: нет, не одна. Шофера с ней не было, но приехала она не одна. С ней был спутник. Этакий хлыщ в вечернем костюме, в шелковом шарфе, гетрах на пуговицах и с тростью. Он был под стать Пандоре, тоже высокий. Помню, одет он был в каракулевую шубу. Он ни на что конкретно не смотрел и вел себя как-то суетливо. Судя по их наряду, они собирались на вечеринку или прием.

— Но это не все, мистер Брин?

И тут мистер Брин-младший наконец обернулся. Ситон увидел перед собой тогдашнего любознательного и смышленого мальчугана.

— Она и впрямь была очень красивой. С бледной кожей, темными глазами и шелковистыми каштановыми волосами, отливавшими золотом в свете люстры. Я хоть и был ребенком, но сразу понял, что Пандора — исключительная женщина. Но вы правы. Есть еще кое-что — то, что навсегда запечатлелось в моей памяти. Когда они собрались уходить, тот тип мне подмигнул. Вид у него при этом был донельзя плотоядный: такие развратные взгляды вовсе не предназначены для маленьких мальчиков. И еще он показал мне язык, похожий на извивающийся обрубок угря. Потом он проследовал за ней к выходу. При этом он не шел, а как бы скользил по паркету. Наверное, он умел как-то воздействовать на людей или знал особый фокус. Его ноги словно не касались пола. Голову даю на отсечение, что они и правда не касались, — рассмеялся Брин. — И вот, мистер Ситон, меня до сих пор начинает трясти при виде гетров.

— В наше время мы как-то обходимся без них.

— И слава богу!

— Кто же это был?

Брин опять долго молчал, а потом продолжил:

— Я спросил у отца, кто это такой. Он ответил мне, что некоторые считают этого человека величайшим грешником на земле. Больше я ему вопросов не задавал. Ограничился одним.

Ситон не нашелся что сказать.

— Как видите, не все люди так любопытны, как вы.

— Почему же вы тогда были таким нелюбознательным? И почему не проявляете любопытства сейчас?

— Потому что любопытство сгубило кошку. А у кошки девять жизней. Мне же хвастать нечем — еще восьми про запас у меня нет.

Ситон кивнул, вспомнив, что говорил мистер Брин-младший о самонадеянной молодости.

— Ну ладно, раз уж вы пришли сюда именно за этим, я дам вам ее адрес

14

Ситон отправился туда немедленно. Выйдя из «Фогель и Брин», он раскрыл потрепанный путеводитель «От А до Я» и, щурясь от яркого света, отыскал нужное место, а потом направился к станции метро «Лондон-бридж». По пути Пол посмотрел на часы — пятнадцать минут двенадцатого. Выходит, он проговорил со стариком больше часа, не заметив, как пролетело время. Но теперь Ситон торопился отыскать след прошлого: той загадочной и неуловимой жизни. Он не мог ждать ни минуты.

В полдень Ситон уже шел по Харвуд-роуд Слева осталось здание Таун-холла, в безжалостном свете раскаленного солнца похожее на бессмысленное нагромождение орнаментированных деталей. Потом он свернул на тенистую Мур-Парк-роуд. Пол ни разу не был в этой части Лондона. Оказалось, что по обеим сторонам Мур-Парк-роуд тянутся трехэтажные викторианские дома.

Улица удивила Ситона нежданной прохладой и тишиной. Уличного движения не было, лишь вдоль тротуара стояло несколько припаркованных машин. В конце квартала он увидел какой-то магазинчик, а рядом — паб, название которого скрывали кашпо с цветами. Даже издалека было видно, какой урон нанесло растениям засушливое лето. Но это был, похоже, единственный ущерб, причиненный этому тихому месту. В свое время квартал, удачно избежал бомбежек, а впоследствии перепланировок и прочих городских катаклизмов. Пол начал вглядываться в номера на дверях.