Книга Самокрутка - Евгений Андреевич Салиас

сановники, и даже несколько баронов Гольцев, вместо одного виденного.

— Ну-с! Какое у вас дело до Орлова? Важное?

— Да. Конечно. Очень важное.

— А что? Можно узнать? Ради помощи вам спрашиваю, а не ради любопытства.

— Я хочу просить о производстве в офицеры.

— Ха, ха, ха, ха... — громко, сразу, раскатисто оглашая всю комнату и пожалуй даже соседние с ней — расхохотался капитан.

Борщёв даже не обиделся, настолько добродушен и искренен был хохот драгунского капитана.

— Кому что! Для меня важно. Своя рубашка к телу ближе! — объяснил Борщёв, когда чрез минуту капитан перестал смеяться.

— Это невозможно, пане-сержанту. Нельзя. Если даже Орлов и примет вас, если даже и обещает, то этого не будет никогда.

— Отчего? — встрепенулся Борщёв.

— Забудет. Больше ни отчего...

— Я опять напомню...

— Он опять забудет...

— А я опять... — воскликнул Борщёв.

— А он опять! — снова рассмеялся капитан.

После мгновенного молчанья, он заговорил:

— Садитесь ближе и слушайте меня обоими ушами, пане-сержанту. Хотите, вы будете офицером на коронацию?

— Хочу. В этом всё и дело.

— Вы, как измайловец, знаете офицеров Гурьевых? — странно спросил капитан, впиваясь в сержанта своими беловатыми глазами.

— Гурьевы товарищи мне и приятели. Я с ними в одном доме здесь в Москве остановился.

Капитан вдруг стал серьёзен, перестал улыбаться и ещё более пытливо впился глазами в лицо собеседника.

— Ваша фамилия как?

— Борщёв.

— А?.. Борщёв! Знаю... Слышал! Так!.. Сама фортуна мне вас подсунула. Брависсимо, пане-сержанту... Ведь это брависсимо? — вопросительно выговорил драгун.

— Что такое — брависсимо? Я, виноват, этого слова не знаю.

— Это значит... Это значит, что мы с вами сойдёмся. Хотите быть другом мне, сержанту-коханку?

И он протянул руку Борщёву.

Борщёв подал руку, но ничего не ответил. Бессознательное отвращенье к некрасивому офицеру с чужестранным акцентом сказывалось в нём всё сильнее.

— Ну, сержанту-коханку! Я, капитан Победзинский, вам услужу, а вы мне... Я буду даже добрее и доверчивее... Я начну первый. Сейчас же! А с вас услугу я попрошу после. Если императрица останется в Москве надолго, то вы мне здесь отплатите. Если уедем все в Петербург, вы там мне отплатите.

— Чем?

— А это тайна моя, сержанту-коханку. Не деньгами.

И подумав мгновенье, Победзинский прибавил:

— Вы коротко знаете офицеров Гурьевых? Вы их друг? Приятель? Вы их любите?

— Друг не друг, а так, товарищ...

— Только? Прекрасно. Добже! Добже! Ну, теперь о другом. Теперь о вашем деле. Я вас поставлю тотчас, как ставят охотника на лисицу или на волка, на такое место, где пройдёт Орлов, и вы скажете ему о своём деле. Добже?

— Спасибо вам. Но ведь он забудет.

— А я напомню...

— А он опять... — пошутил Борщёв, развеселившись и шутя подражая капитану.

— А я опять напомню!..

— А конец-то будет, вы думаете?

— Какой конец?

— Будет толк из напоминаний?

— Будет. Я письмо велю приготовить от его имени к вашему командиру. Мало того, перо очиню, в чернила обмокну и в руку суну, чтобы подписал. А ваш командир — Чертков кажется, подпрыгнет от этого письма Орлова и сейчас же вас представит к производству.

— Благодарю вас. Не знаю, как мне вам и отплатить, — воскликнул Борщёв.

— А вот после сочтёмся. Не надуйте, как буду просить отплаты, пане-сержанту.

— Никогда. Всё, что хотите, сделаю. Пешком в Киев пойду.

Победзинский поглядел на часы.

— Ого! Пора... Пора... Погодите здесь. Я осмотрю местность, где вас поставить на зверя, а вы оружие приготовьте и осмотрите. Поняли, пане-коханку?

— Нет. Что приготовить? — наивно спросил Борщёв.

— Приготовьтесь что и как говорить. Он ведь с вами долго не остановится. Только пройдёт мимо. Я вас поставлю на дороге из его кабинета к государыне наверх. Он пойдёт сейчас кофе кушать к ней. Ну, пора, пора...

И капитан Победзинский быстро вышел из комнаты, оставив сержанта одного.

"Вот неожиданно!.. думал Борщёв. Как с неба свалился этот драгун. А ведь он был выпивши немного... Только теперь прошло. И что он такое? Адъютант что ли? Там в горницах были адъютанты и он с ними, помнится, кланялся, когда мы проходили".

ХXIV

Через четверть часа дверь комнаты вдруг отворилась и Победзинский, не входя, махнул рукой сержанту...

— Идите...

Борщёв двинулся за офицером. Они прошли ещё одну маленькую горницу и вышли в большую швейцарскую, из которой, против большого подъезда, поднималась наверх парадная лестница.

Несколько придворных лакеев, гайдуков и один посольский егерь, стояли, ходили и сидели на скамьях. Люди не обратили никакого внимания на обоих явившихся военных. Только неподвижный, огромного роста швейцар, с большой буланой, важно смерил Борщёва с головы до пят и, не шелохнувшись, тотчас равнодушно отвёл от него глаза.

Не прошло минуты, как из дверей в глубине швейцарской вышел хорошенький казачек и, оставив дверь растворенной, стал у косяка, взглянув на всех особенным, неуловимым взглядом, говорившим однако ясно:

— Идёт!

И все поняли... Лакеи, ходившие и болтавшие, молча стали в ряд перед лестницей; сидевшие встали с ларей и скамеек, а швейцар почему-то откашлялся сильно и выпятил грудь, точно будто собираясь запеть.

Высокий, могучий ростом и плечами, красавец Григорий Орлов показался в дверях, в синем мундире, в аксельбантах, и ласково-добродушно озираясь кругом себя, быстрым шагом направился к ступеням лестницы.

Борщёв, видавший не раз цалмейстера Орлова — "Гришутку, ведмедя, чертопхая и дуболома", как звала его гвардия по-приятельски и в глаза и за глаза — теперь смутился и заторопился...

Орлов, увидя сержанта и Победзинского, заспешил ещё более, будто стараясь избежать просителя и задержки...

Борщёв поклонился, сделал шаг вперёд и хотел заговорить, но Орлов быстро предупредил его, как человек боящийся терять время:

— Что такое? Дело, просьба...

— Дело, которое я желал бы... Я полагаю, что я... Так как я был в числе тех, которые... Если будет на сих днях...

И Борщёв запутался, не зная с чего начать, и даже сам удивился и злился на себя мысленно.

— Важное дело? — перебил Орлов. — Не терпит отлагательства? Я теперь спешу...

— Важное... — невольно проговорил Борщёв.

— Как фамилия? Какого полка?

— Измайловского полка сержант Борщёв.

— А! Помню... У меня бывали... на Морской ещё... Помню. Ступай к брату Алексею, голубчик. Ему. Ему всё поясни.