Книга Последний бой - Дмитрий Лифановский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не могу любить:
При разлуке, при свиданье
Сердце в тишине— —
И любви твоей страданье
Непонятно мне'. [iii]
И Лена читала вместе с ней. А потом темнота и вот она уже здесь, в госпитале. Ну а что это еще может быть, как не госпитальная палата. Да и запах знакомый, сладковатый гниения смешанный с резким карболки.
— Папочка, как я рада тебя видеть, — пошептала Светлана.
— Я тоже рад, — он улыбнулся, как улыбался там, во сне. Отцовская рука у нее на голове дрогнула.
— Давно я здесь?
— Сутки. Вчера привезли. Сразу прооперировали.
— А девочки? Еще кто-нибудь вышел?
Отец молча отвел взгляд. Света закусила губу. Они с Леной еще в воздухе поняли, что не было у девчонок шансов. И у них тоже не было. Просто повезло. А девочкам не повезло. Так бывает. Ей, наверное, должно было бы быть горько за подруг. Но не было. Была радостная эйфория, что они выбрались. Что Волкова жива. А за сестренок она погорюет потом. «Потом. Потом. Потом», — отдалось эхом в голове. Как-то сразу потяжелели веки. Она с трудом не позволила себе провалиться в забытье.
— Товарищ Сталин, все. Она после наркоза еще не отошла.
Оказывается, они тут не одни. Сквозь мутную пелену показалось лицо с чеховской бородкой. Так это был доктор. Ну да. У кого еще может быть чеховская бородка, как не у доктора. Ведь Антон Павлович тоже был врач. И Шиллер. Хотя при чем тут Шиллер? И рыцарь этот его Тогенбург со своей дамой — дураки! Мысли стали путаться, переплетаться и Светлана заснула.
Сталин поднялся со стула и еще раз взглянул на дочь. Бледная. Скулы торчат. Веки подрагивают. Рот приоткрыт. Такая маленькая, такая беспомощная. Как он мог отправить ее на войну⁈ Щека дернулась. Мог! И еще раз сможет если надо будет! Он повернулся к доктору:
— С ней красноармейцев привезли. К ним можно? Поблагодарить хочу.
— Один тяжелый, в сознание не приходит. Множественные осколочные и контузия, — по военному отрапортовал Царьков, — мы сделали все возможное, остальное зависит только от него. А второй в порядке. В себя пришел.
— Ведите.
Яша Рубенчик млел. Яша Рубенчик пребывал в эйфории. Сухо, тепло, медсестрички кровь с молоком. И даже слабость от потери крови и тупая, дергающая боль в груди, куда попала пуля, не мешалиа ему наслаждаться жизнью. Еще бы Сашка Лукогорский в себя пришел, и наступила бы полная лафа. Но в Луку Яшка верил, не такой человек Лука, чтоб от дурацкой колотушки загнуться. А вот на немцев он был зол. Черти криворукие! Они с летчицами и Кукушкиным почти ушли. Когда послышались звуки боя, Яшка обернулся, оценить обстановку, тут-то ему и прилетело. Шальная. Единственная. Как она нашла лазейку в переплетении веток и стволов⁈ Он почувствовал, как ожгло бок и грудь. От боли качнуло и потемнело в глазах.
— Сестренка, смени, — попросил он усталую летчицу. Та, не задавая лишних вопросов, подхватила выскальзывающее из ставших резко непослушными рук тело раненой. Рубенчик провел ладонью по груди. Тепло и мокро. Гимнастерка стремительно намокала.
— Тебя перевязать надо, — без эмоций заметила летчица.
— Надо, — кивнул Яша, — только времени нет. Уходите. А я тут Сашке подмогну, раз так получилось.
Девушка понятливо кивнула. Кукушкин тоже промолчал. Лишь, закусив губу, кивнул Яшке, прощаясь взглядом. Совсем так же, как буквально несколько минут назад он сам кивал Луке. Радист с летчицей двинули дальше, а Рубенчик, вытащив из-под погона берет и нахлобучив его на голову, пошатываясь побрел туда, где держал немцев Лукогорский. На душе стало легко. Вот теперь все правильно, все, как надо. А Кукуха с девочкой справятся сами. Должны справиться. Девчонка видно, что боевая. И красивая. Таким красивым нельзя умирать. Это нарушает гармонию природы. Бой приближался. Яша спокойно лег за ствол приглянувшейся ему березки. Дальше идти не было смысла, немцы сами придут. А силы надо поберечь. Сколько ему осталось с таким кровотечением. Минут пятнадцать, двадцать. Ну что ж. Повеселимся! И он дал скупую злую очередь в сторону немцев. Те ответили криками и стрельбой. А Лука хриплым матом, сообщающим, где он видел таких героев. Яшка что-то ответил ему, но слова его потонул в грохоте выстрелов. Потом был хлопок гранаты и Рубенчик остался один. Но и немцы как-то поникли, то ли перегруппировывались, то ли пытались выйти из боя. Сознание уже начало плыть, когда лес взорвался яростной стрельбой, а рядом с Яшкой хлопнулся боец в камуфляже:
— Живой, десантура? — раздался девичий голос.
— Живой! — просипел Рубенчик, не к месту думая о том, что он за последние полгода не видел столько девушек, сколько за этот час в диком лесу под Смоленском. А еще подумалось, что надо прекращать эту войну. Душа хочет любви, а не загибаться под березой лежа брюхом в муравейнике. И как он раньше его не заметил!
В себя пришел в самолете. Мутило, и кружилась голова. Но то от потери крови. Знакомое состояние. Повернул тяжелую голову, уткнулся взглядом в лежащего рядом Луку. Хорошо. Жив курилка! Чуть дальше хлопотали над летчицей медики. Надо же! Они спасли дочку Сталина! Теперь точно орден дадут! Нет, спасал Светлану он не за ордена. Но одно другому не мешает. Награда тоже хорошо.
Оказывается, их эвакуировали в Москву. В госпиталь НКВД. Так-то с его ранением можно было и в родном медсанбате отлежаться, но видать закинули его в самолет до кучи, не разбираясь. Ну а он расстраиваться не будет. Героизма надо тоже в меру проявлять. Тем более упрекнуть его не в чем. Не сам сбежал в госпиталь.
Балобол Яша буквально на операционном столе, во время перевязки, поскрипывая зубами от боли, начал клеится к симпатичной докторше. Правда, то, что она симпатичная, было из области догадок, так как лицо скрывалось под маской, а глаза едва виднелись из-под сдвинутой на лоб шапочки. Но не может же быть страшной женщина с грудью, которую не способен скрыть балахон, кем-то по ошибке названный медицинским халатом. Да и ассистентки у нее ничего так. Живем!
В палате их оказалось четверо. Луку положили в другое отделение. Это он выяснил сразу, у Людочки, катившей его из операционной. Яша поначалу попритих, узнав, что слева от него лежит аж подполковник, а на койках у окна два капитана из «Смерша». Но долго молчать он просто не мог физически. И уже спустя час, он рассказывал посмеивающемуся подполковнику, как гулял по лесу с красавицами летчицами, одна из которых дочь самого товарища Сталина. А потом их спасла еще одна красавица из разведки авиакорпуса. Зачем он вываливал это все незнакомому подполковнику, Яшка даже не задумывался. Наверное, не надо было. Только вот не было шансов у, по сути, пацана перед матерым контрразведчиком. Который в свою очередь, делая вид, что смеется над незамысловатыми шутками соседа по палате, пытался понять, кого занесло к ним в палату. Ну не верил он в рассказ этого смешливого паренька, ну сказка ведь! Фантастика! Похлеще Беляева. Но ведь сам рассказчик верит же в свои байки. Нет, что-то не то и не так с этим Яшей Рубенчиком. Надо бы сообщить своим. Пусть проверят говоруна. Подполковник уже перемигнулся с коллегами на соседних койках, которые включились в беседу, незаметно раскручивая парня на косвенные. Но по всему выходило, что не врет боец.Но ведь сказка же!
Так бы и ломал голову подполковник, если бы не шум и суета в коридоре, после которой в палате возникли коллеги, движения которых выдавали в них матерых волкодавов. Они молча оглядели помещение, лежащих в ней людей, выглянули в окно. Один остался у окошка, закрывая собой обзор, а второй, посмотрев за дверь, кивнул. И в палату вошел
