Книга Тьма знает - Арнальдур Индридасон

знала, у какого работодателя он работал вместе с ее братом. Сейчас этот работодатель с треском обанкротился, однако Вилли и Ингиберга он помнил хорошо и мог указать, у кого последний работал сейчас. А тот думал, что Инги в Акюрейри, но у него был номер его мобильного, который ни в одном телефонном справочнике найти было нельзя. По нему-то и позвонила Хердис. После трех звонков Инги ответил: он снова вернулся в столицу.

Ингиберг рассказал о своем последнем походе в спорт-бар с Вилли. Он хорошо запомнил все детали, ведь он неоднократно прокручивал эту историю у себя в голове. В памяти у него отложились отдельные подробности, как, например, результат матча или их разговоры до него. Однако большая часть событий после того, как он решил познакомиться с женщинами, была покрыта туманом.

– Вот не надо мне было к ним подходить и общаться! – проговорил он в стакан, словно его еще не отпустило чувство вины за то, что он бросил друга.

– Но вы же с ними так и не пообщались? – уточнил Конрауд.

– Нет, я струсил. Просто сел вон там в углу, – Ингиберг указал в угол, – и просто сидел и пил, пока Вилли разговаривал с тем мужиком. Я был… сильно пьян.

– Так и Вилли тоже.

– Это да. Вы же ему сами кровь проверяли.

– Он был в стельку пьян, – сказал Конрауд, словно это могло облегчить муки совести Инги. – А что вы можете сказать о том человеке, с которым он разговаривал?

– Ничего, – ответил Ингиберг. – Я его толком не разглядел. Он вот так вот наклонялся над стойкой. Но я точно знаю, что это был не кто-то из знакомых, да, по-моему, и Вилли его не знал. Это был не кто-то с работы или откуда-нибудь в таком роде. Он просто взял и пришел в бар, а Вилли с ним заговорил. Такой уж он был, Вилли: когда в ударе – всегда общался с людьми. По-моему, я вам это уже говорил.

Бармен, в означенный вечер работавший в том баре, в свое время подробно описал полиции человека, общавшегося с Вилли. Он был не постоянным клиентом, это точно, и пришел в куртке, как и многие другие, по случаю плохой погоды. Некоторые снимали куртки в помещении, а он так и сидел в ней. А еще у него на голове была шапка с козырьком, так что его лица бармен толком не разглядел. Этот человек был объявлен в розыск: объявление сопровождалось малосодержательными описаниями, которые дали бармен и Ингиберг. Никто не откликнулся.

– Наверное, вам такой вопрос уже сотню раз задавали, – сказал Конрауд. – Но я все же спрошу: по-вашему, они вышли вместе?

За прошедшие годы Ингиберг часто думал над этим вопросом и хотел бы лучше помнить все обстоятельства, особенно конец. Но не мог. Он ничего не знал о том, куда пошел его приятель. Он не знал, что когда он сам брел к себе домой сквозь метель, Вилли лежал на улице Линдаргата в луже собственной крови.

Ингиберг помотал головой.

– Они не поладили?

– Да я не знаю, о чем они вообще говорили.

– А могло так быть, что он пытался что-то продать Вилли? Наркотики?

– Да не знаю я. Вилли наркотики не принимал. Так что… вряд ли…

Ингиберг замолчал.

– Насколько вероятно, что они не поладили, но это не бросалось в глаза? Скажем, Вилли его как-нибудь оскорбил?

– Почему вы считаете, что человек, которого он просто встретил в баре, знал, что там произошло? Они даже не были знакомы друг с другом.

– Я знаю, – сказал Конрауд, – но ничего другого у нас нет. Самое худшее здесь – что нам не на чем основываться. Этот человек мог бы заполнить пустоту – если бы мы его разыскали. Не обязательно он должен что-то знать, но я думаю, важно попытаться поговорить с ним.

– Сестра Вилли все еще хочет допытаться, что там произошло?

– Да.

– Когда она мне позвонила, она очень мило говорила со мной.

– А разве был повод для другого?

– Она никогда меня ни в чем не обвиняла, – сказал Ингиберг. – Пойти в этот бар он захотел сам.

Ингиберг замолчал.

– А потом попал в эту аварию, – прибавил он после паузы.

– Тот, с кем он разговаривал, был в куртке, – спросил Конрауд, – а какие-нибудь лейблы на ней вы видели? А на шапке?

Он уже звонил старому бармену и спрашивал о том же самом. Тот за этот вечер и множество других обслужил бессчетное количество клиентов и давно уже перестал обращать внимание на отдельных личностей. Для него они были только общей массой, которую нельзя заставлять долго ждать своего пива – и он торопился поскорее обслужить ее. К тому же, когда наплыв посетителей спадал, он играл в покер в Интернете и мыслями был в основном в игре.

– Нет, не было там лейблов, – сказал Ингиберг. – Он был старше нас. Во всяком случае, такое у меня возникло ощущение. Угрюмый какой-то человек. По-моему, он сам много и не говорил, а больше слушал Вилли.

– Почему вы не стали подсаживаться к тем женщинам?

– Не стал, и все.

– Но почему?

– Я… – Ингиберг замялся.

– Что?

– Одна из них была мне знакома, – сказал он. – Мы с ней последние два года вместе учились в Реальном. Хельга. Я ей тотчас узнал, когда они вошли, и просто захотел поговорить, но…

– Не смогли?

– Да. И… не стал.

Конрауд посмотрел в угол, в котором когда-то сидел Ингиберг, в груди которого билось крошечное овечье сердце.

– Вилли ведь говорил с вами об Эскьюхлид, – произнес он.

– Очень часто, – ответил Ингиберг. – Он у него просто из головы не шел. Конечно, в старые времена на Эскьюхлид много всякого народу шаталось.

– Да, конечно, – согласился Конрауд.

– Например, гомики, – сказал Ингиберг. – Они там бывали.

– Значит, вы помните тему гомосексуалистов на Эскьюхлид, – спросил Конрауд. – В вашем детстве?

– Да, – согласился Ингиберг.

Поговаривали, что мужчины нетрадиционной ориентации приходили на Эскьюхлид для любовных свиданий. У полиции напрашивался вопрос, не с этой ли целью туда отправился Сигюрвин. Но у него вряд ли ориентация была нетрадиционная. Его сестра считала, что это исключено, а что он пошел на Эскьюхлид на свидание – и подавно. Такого и быть не могло! Конрауд порою задумывался, не бродили ли в ту пору возле цистерн другие люди, которые не захотели об этом заявлять, потому что в те времена мужчинам нетрадиционной ориентации приходилось трудно.

Ингиберг глубоко вздохнул.

– Наверное, этого не случилось бы, если б я пошел с ним, – тихо проговорил он.

– После посещения бара вы обычно шли