Книга Каторжанка - Даниэль Брэйн

Марго явиться в кухню, и ушла, но никто ее указания выполнять не спешил.

— Почему она не уехала с остальными? — Марго подошла к моей кровати, и я притворилась, что сплю. Сложно выдерживать дыхание, спящий дышит иначе, и мне показалось, что Марго что-то заподозрила. — А эта, клятая, значит, очнулась?

Теодора ходила по комнатке, Марго стояла у меня над душой, и ничего мне не давалось с таким неимоверным трудом, как изображение спящей. Если она сейчас же не отойдет, то догадается, несмотря на полумрак, шаги и пыхтение Теодоры.

Она пнула ногой горшок — я услышала удар и как глиняная крынка покатилась по полу. Что Марго мешает убить меня? Страх? Но мертвая я буду уже безопасна, или полковник Дитрих ошибся, или здесь кроется что-то еще, и сомневаюсь, что со мной, как в приключенческой книге, поделятся всеми подробностями.

— Очнулась, не очнулась, — простонала-прохрипела Теодора, — кто подойдет к ней? О, Всевидящий…

Она со всхлипом села. Боли у нее не прошли, а я, даже если бы и могла взять и «проснуться», ей ничем помочь не могла. Это нормально на ее сроке? Ненормально?

— Эта дрянь специально все устроила, — взвизгнула Марго. — Специально!

— Чтобы ее избили до полусмерти? — Теодора, как мне почудилось, легла, но тут же села. — Вода. Принеси мне воды…

Ругаясь про себя неразборчиво, Марго вышла, и Теодора, к моему удивлению, перестала стонать. Полно, вспомнила я, она чувствовала себя прекрасно, пока сидела возле моей постели, и скрутило ее ровно тогда, когда я очнулась. Я не одна ломаю комедию?

— Кто это был? — спросила я в собственный рукав, но Теодора, как я и предполагала, услышала.

— Жена коменданта, — неуверенно отозвалась она. — Она не уехала с прочими бабами.

— Уверена, что жена коменданта — баба? — саркастически хмыкнула я. — Бабы — мы трое, плакало наше счастье, а она, полагаю, хоть какая-то, но дворянка.

— Тебя крутило от живота, а не от порки? — поинтересовалась Теодора. Куда пропали ее страдания, сарказм выплескивается через край. — Облегчилась и миновало?

— Не забывай стонать, — отбила я. — Вернется Марго, а как хорошо иметь ее на побегушках. Да? — И я повернулась, не забыв исказить лицо как от боли.

— Ты клятая, я на сносях, а баб тут — жена коменданта да три старухи, — ответила Теодора, пристально глядя на меня, и этот взгляд мне не нравился. — У стражи баб вообще нет, так что лучше… лежи. Авось не тронут.

Вот оно что, подумала я, не испытав ни особого страха, ни сочувствия. Это каторга, не курорт, где ты клиент и за комфорт щедро платишь. Здесь ты добыча, бесхозная вещь, красная цена которой — лишний ломоть хлеба, но как знать, как скоро я сама буду соглашаться на такие сделки.

— А ты что будешь делать? — спросила я. — Когда родишь и станешь не менее лакомой для стражи, чем Марго?

— А ты? Снова устроишь представление? — Теодора смотрела на меня не мигая, и я поняла о ней две вещи. Первая: она сама актриса каких поискать. Вторая: она не глупа. Третья: она моложе, чем, наверное, я, просто беременность протекает не очень гладко. Что заставило ее поехать сюда за пару-тройку месяцев до родов? — Как ты это сделала, Зейдлиц, ты же стала бессильная, ты не сгорела в Святом Огне!

Что-что-что? Что? Как она ко мне обратилась?..

— Кстати, как твое имя? Мое ты теперь знаешь.

Зейдлиц, она сказала — Зейдлиц. Она хваталась за меня в лодке, она приняла от меня шубу, она просила меня отойти, когда я «колдовала», но отобрала нож и не выдала меня страже, она обратилась ко мне по фамилии — мы вместе учились? Жили в одном пансионе? В институте благородных девиц воспитанницы обращались друг к другу исключительно по фамилиям, выходит, мы пусть не близко, но были знакомы?

— Не слышишь меня? Или графинюшке с нищей говорить не пристало? Опять решила нос воротить?

— Аглая, — ответила я задумчиво. Сейчас я выложу карты на стол, сейчас я сделаю очень большие ставки, не имея на руках ничего. Ни-че-го. — Прости, я была действительно глупой. Видишь, как жизнь уравняла нас, но я — у меня не было выхода, отец и муж, они оба, как сговорились, вышвырнули меня из столицы. А ты? Как здесь оказалась ты? У тебя скоро будет ребенок. На что ты его обрекла?

— А кому еще нужен этот байстрюк, Зейдлиц? — быстро, будто боясь передумать, бросила Теодора. — Кому нужна я? Атташе написал письмо и поминай, как его звали когда-то. Мезенцев по доброте женился на мне, он вдовец, ему кому-то оставить имение нужно… было. — Она прервалась, прислушалась, но не было никого. Тишина, лишь где-то гремят посудой. — Я рожу и отправлю его со следующим кораблем.

— Могла бы остаться в столице, — пробормотала я. Здесь так запуганы женщины? Судя по Наталье, нет, если только купчихи и мещанки, да и крепостные, не чувствуют себя вольготнее, чем дворянки. — Тебе было куда пойти. На Тронный Двор. К тем, с кем ты училась… хотя бы ко мне.

— Когда все знают? Когда я гулящая?.. Как будто этот брак что-то скрыл! Скажи, Зейдлиц, почему твое проклятие не выкинуло его, а, скажи? — она с ненавистью ткнула в свой крупный живот.

Вот только этого мне не хватало, но как знать, может, обычные беременные гормоны. Вся жизнь Теодоры Мезенцевой — а как звали ее до брака? — изменилась из-за нелепой связи, потом — из-за заговора, но глупо, глупо оглядываться на общество и калечить две жизни разом. Здесь все идиоты, кроме меня, потому что просвещение дало мне не столько мозги, сколько чувство собственного достоинства. Здесь все понятия искажены — честь выше благополучия, своего и ребенка, здоровье не стоит ни гроша, а мнение света значит больше, чем пусть не роскошная, но сытая жизнь в тепле и достатке. Из дворянки превратиться в каторжную — легко, из белоручки в работницу — лучше ссылка.

— Ты просила, чтобы я отошла, а не пыталась тебя согреть, — напомнила я. — Значит, боялась. Я не знаю, что происходит со мной и почему Огонь меня не убил. Не знаю. Возможно, бояться тебе уже нечего.

— Клятая, — пробормотала Теодора и застонала, откинувшись