Книга Как пишется история: Кронштадтские события 1921 года - Виктор Владимирович Попов

политической работе в бывшей столице и на острове Котлин. Таким образом С.Н. Семанов подводит читателя к мысли, что, если бы политическая работа на острове проводилась так же решительно, как и в городе (обезоружить команду, задраить люки, мобилизовать коммунистов, правильно вести агитационную работу), конфронтации можно было бы избежать.

Среди виновных С. Н. Семанов первым называет командующего флотом Ф. Ф. Раскольникова (несмотря на его реабилитацию в 1964 г., С. Н. Семанов, видимо, считает возможным в 1973 г. негативно отзываться об этом человеке, правда, делает он это гораздо мягче, чем в книге, вышедшей в 2003 г.). На втором месте – руководители Побалта. «Вместе с Раскольниковым прибыло большое число лиц, ранее работавших с ним, в течение лета 1920 г. почти 2/3 руководящего состава на Балтике сменилось. Новые назначения были не всегда удачны. Так, например, должность начальника Побалта одно время занимал тесть Раскольникова профессор М. А. Рейснер – человек весьма далекий от флота, не имевший большого опыта партийной работы. Вскоре его пришлось отстранить от должности в связи с резким недовольством снизу. На троцкистских позициях стоял также начальник Побалта Э. И. Батис. Руководящий состав Балтфлота оторвался от масс, утратил авторитет среди коммунистов и беспартийных моряков, потерял контроль за происходящими событиями»329

По мнению С. Н. Семанова, не то страшно, что это были троцкисты, а то, что в силу активного участия в дискуссии о профсоюзах руководители не занимались вопросами флота в самый критический момент. Наоборот, из-за их поведения дискуссия приняла очень острый характер. Партийная организация фактически была расколота330

Но главная причина выступления матросов, по мнению С. Н. Семанова, не в неудовлетворительной политической работе и даже не в ухудшившемся материальном положении. С. Н. Семанов, вслед за авторами «Краткого курса истории ВКП(б)», не только повторяет тезис о социальных изменениях на флоте, он эту мысль развивает. Автор обращается к документам из «бюро жалоб», полученным в период с октября 1920 по февраль 1921 г. включительно: «Если сгруппировать все 211 жалоб по вопросам, которые они затрагивают, то окажется, что основное недовольство семей матросов и красноармейцев вызывает прежде всего продразверстка – об этом в прямой или косвенной форме говорится в 156 документах». Казалось бы, подтверждается версия о мелкобуржуазной (крестьянской) природе выступления кронштадтцев. Но мне кажется, что на основе этой не совсем репрезентативной выборки трудно делать такие выводы. Такие данные говорят скорее о том, что больше всего жалоб на продразверстку было среди тех, кто 1) знал о таком «бюро жалоб» и 2) верил в эффективность этого инструмента взаимодействия с властями. Но настроение среди какого-то круга кронштадтцев эти данные, конечно, иллюстрируют.

Но, что гораздо важнее, С. Н. Семанов доказывает, что на «Петропавловске» и «Севастополе» около 80 % моряков – матросы призыва до 1917 г.331 А ведь этот важнейший факт позволяет сделать вывод о некрестьянской природе протеста в этих событиях. Ведь именно команды этих линкоров стали главной движущей силой движения. Но С. Н. Семанов лишь вскользь касается этого важнейшего факта. Он лишь делает вывод, что серьезное разлагающее действие на матросов оказывал длительный простой в порту. С этой мыслью, конечно, нельзя не согласиться. Но получается, что автор показал нам только верхушку огромного айсберга. Увы, показывать, что именно матросы 1917 года («краса и гордость») и были главными зачинщиками выступления в 1921 г., было бы откровенной ересью с точки зрения официальной идеологии в 1973 г.

Поразительная особенность гуманитарных наук. Выводы, сделанные в книгах П. Эврича и С. Н. Семанова, основаны на практически одинаковом фактическом материале (Семанов, правда, привлекает дополнительные источники из архивов). Но сами выводы имеют абсолютно противоположную направленность. Пол Эврич видит в моряках прежних – «настоящих» – революционеров, поднявших восстание в поддержку рабочих и крестьян, изнывающих под тяжестью большевистской диктатуры. Непосредственным поводом для восстания была «волынка» в Петрограде. У Семанова видение картины событий другое. Уставшие от тягот и длительности службы матросы, к тому же изрядно разбавленные представителями мелкобуржуазных социальных слоев, испытывая трудности с продовольствием и даже одеждой, поддались на провокации антисоветских элементов, поддержанных офицерами-монархистами. А сам кризис не был определен и остановлен осевшими в руководстве Балтфлота троцкистами, занятыми в это время фракционной борьбой.

Следует отметить, что оба автора, верно определяя неоднородность социального состава Кронштадта, все равно приписывают всем участникам восстания (распространяют на них) мотивы поведения только отдельных социальных групп. Пол Эврич приписывает всем матросам солидарность с крестьянами и рабочими, а С. Н. Семанов всем, кроме, конечно, основной части коммунистов, – поразительную доверчивость и внушаемость.

В целом оба автора со своими задачами успешно справляются. П. Эврич доказывает народно-демократический характер восстания против тирании большевиков: «Может, большая опасность таилась не в белых, которые могли воспользоваться разногласиями в партии, – подчеркивает он, а в железной диктатуре, отделившей власть от народа? …но что, несомненно, так это то, что в 1921 г. революция погибла. Но мученики Кронштадта живы; они остались в памяти народа…»332. Семанов же доказывает антисоветский характер выступления, с которым успешно справляются коммунисты, защищая Советскую власть от интервенции: «…империализм, терпя поражения, готов оказать поддержку любой антикоммунистической силе, под каким бы лозунгом она ни выступала, – так было в 1921 г., так происходило и в более поздние времена»333. Оба исследователя считают возможным объединить восстание (мятеж) моряков с многочисленными крестьянскими восстаниями против политики военного коммунизма.

Пол Эврич в книге «Восстание в Кронштадте» доказывал, что эмиграция и западные правительства не имели к событиям никакого отношения334. В своей монографии с ним соглашается С. Н. Семанов335, дополняя, что только 6 марта первые достоверные вести о выступлении матросов дошли до западной прессы (т. е. не было прямых каналов связи). На сегодняшний день у большинства исследователей не вызывает сомнения отсутствие влияния с Запада на генезис конфликта в Кронштадте. Правда, сторонники версии о наличии некоего заговора генерала Козловского и участии в заговоре заграничных контрреволюционных центров существуют и сейчас336

В научной литературе встречается и такая цифра: «Флотские и другие части кронштадтского гарнизона на 90 % состояли из крестьян»337. С. Н. Семанов анализирует документы из бюро жалоб при политотделе Балтийского флота (жалобы сохранились от матросов и солдат частей, приданных флоту): «В преобладающем большинстве жалоб матросов и красноармейцев идет речь о тяжелом положении на родине, прежде всего в деревне. Анализ документов показывает, что основная масса жалоб касается северо-западных губерний – Череповецкой, Псковской, Олонецкой, Вологодской и т. д.»338

Однако если говорить о главных мятежных кораблях – «Петропавловске» и «Севастополе», то там картина прямо противоположная. С. Н. Семанов доказал, что на этих кораблях 4/5 экипажа начали службу еще до 1917 г. Имел место более высокий процент моряков пролетарского происхождения, чем в частях гарнизона. Этот важнейший вывод С. Н. Семанова ставит под сомнение всю официальную версию