Книга Петр Столыпин, который хотел как лучше - Александр Иванович Колпакиди

за медлительность.

Так, Е. В. Богданович 10 мая 1907 года писал Николаю II: «Прекрасный человек П. А. Столыпин совершенно негодный премьер, он не видит будущего и не понимает настоящего, когда говорит, что „Дума сгниет на своем корню“».

Жена генерала писала, что премьер «характером напоминает Святополка-Мирского» (П. Д. Святополк-Мирский — министр внутренних дел Царского правительства в 1904–1905 гг. — Д. С.), ведет «двойственную игру», что политика Столыпина «доведет до страшных бедствий».

Богданович полностью одобрил манифест 3-го июня 1907 года. В одном из своих писем к председателю Совета министров генерал оценил манифест 3-го июня 1907 года и его редакцию, «во всех отношениях безукоризненную», которые «производят превосходное впечатление».

В дальнейшем, уже во время работы III Думы Богданович требовал и ее роспуска, тогда как сам премьер не считал необходимым идти на такие крайние меры.

Аналогичную позицию, фактически выражавшуюся в требовании установления неограниченного самодержавия, каким оно было до манифеста 17 октября 1905 года, обосновывал на страницах своего «Дневника консерватора» и издатель газеты «Гражданин» князь В. П. Мещерский. По словам преемника Столыпина на посту премьер-министра, В. Н. Коковцова, Мещерский считал, что Столыпин «затемнял собой особу государя» и выдвигал на слишком большую высоту «конституционный принцип объединенного кабинета, совершенно несовместимого с самодержавием русского царя».

Против сохранения Думы как законодательного учреждения выступали многие монархисты. Это позиция уходила своими корнями в споры, которые шли еще в 1905 г. Так, уже упоминавшийся П. Н. Дурново 5 декабря 1905 года при обсуждении у Царя проекта положения о выборах депутатов Государственной Думы (так называемые «царскосельские совещания») заявил: «Излечить смуту нельзя никакими выборами. <…> При общем избирательном законе в Думу попадут негосударственные элементы. <…> Мы открываем двери таким людям, которые чужды всяких традиций, и государственного дела обсуждать не могут. Общественного мнения в России теперь нет. Я нахожу, что государственное дело не так должно строиться».

Как справедливо отмечает современный исследователь черносотенного движения А. Д. Степанов, «Дурново полагал, что только существующий государственный аппарат сможет предохранить Империю от развала, что российское общество еще не достигло той степени зрелости, которая позволит ему создать собственные руководящие институты, что без государственного управления общество существовать не сможет. Вместе с тем он выступал против поспешного и неоправданного реформирования органов власти».

Еще один видный идеолог монархизма, Лев Александрович Тихомиров (1852–1923), в период с 1907 года активно сотрудничал с П. А. Столыпиным. В период работы третьей Государственной Думы Тихомиров, подобно князю В. П. Мещерскому, предложил правительству срочно пересмотреть Основные законы в пользу усиления самодержавия и написал соответствующее письмо премьер-министру. П. А. Столыпин наложил резолюцию о том, что это невозможно, ибо поведет к новой революции. После сего газета В. П. Мещерского «Гражданин» выступила с «огорчением» в связи с таким решением премьера.

А вот еще одно критическое суждение о Столыпине со стороны другого правительственного чиновника, государственного контролера, члена Государственного совета П. Х. Шванебаха. Л. А. Тихомиров в дневнике пишет, что как-то раз (16 декабря 1907 г.) он зашел к Шванебаху, и между ними зашел разговор о политике премьера. «Петр Христианович очень долго критиковал Столыпина. — Он решительно отрицает возможность у Столыпина какой-нибудь крупной роли национального вожака. Грустно мне слышать все это, особенно тогда, когда критика подтверждается рассказом о предшествующей деятельности. Шванебах признает его человеком благородным и талантливым, но отрицает в нем крупный ум и характер, называет его человеком компромисса и, сверх того, обвиняет в крайнем самолюбии и тщеславии, приводящих к популярничанью». Правда, сам Тихомиров, допуская справедливость критики Столыпина со стороны Шванебаха, тем не менее, пишет: «Нет, по-моему, если Столыпин не тот человек, какого нужно иметь, то такого человека еще совсем нет, он еще не пришел».

К. Н. Пасхалов, со своей стороны, высказывал мысль, что замена Самодержавием «народным представительством» в итоге может привести не просто к ослаблению Императорской власти, но и к постепенному разрушению монархии вообще. «Да и может ли быть какой-нибудь компромисс между Самодержавием и Представительством? Эти две правительственные идеи прямо противоположны и одна другую вполне исключает. Самодержавие есть сосредоточение народной воли в одном лице, все интересы которого неразрывно и органически связаны с интересами подчиненного ему народа и государства; в нем, как в фокусе, отражаются все переживаемые страною радости и горе, успехи и неудачи, нужды и благосостояние. Такое единение интересов Царя и народа делает присущим Самодержавию высшее и необходимейшее качество всякого правления: беспристрастие и справедливость. Примкнуть к Самодержавию выборных представителей народа с решающим голосом нельзя, не уничтожив принципа Самодержавия, придача же к нему особым законодательным актом постоянных народных представителей лишь с совещательным голосом, наверное, никого не удовлетворит, да и излишня потому, что Самодержец волен и без того приглашать всех, кого, как и когда заблагорассудит, к государственной работе», — писал публицист в своей статье «О мерах к прекращению беспорядков и улучшению государственного строя». Уже после смерти Столыпина Пасхалов в переписке выражал надежду, что, «пока в Осн[овных] Зак[онах] существует слово „Самодержавие“, хотя и ощипанное, — оно может возродиться во всей его исторической полноте и могучей силе».

Таким образом, как мы видим, многие правые считали, что изменения избирательного закона, которое было осуществлено в 1907 году, недостаточно, и требовали восстановления неограниченного самодержавия, с чем категорически не соглашался сам Столыпин. Так, в своей первой речи перед депутатами III Думы, произнесенной 16 ноября 1907 года, премьер, в частности, заявил: «При наличии Государственной Думы задачи правительства в деле укрепления порядка могут только облегчиться, так как помимо средств на преобразование администрации и полиции правительство рассчитывает получить ценную поддержку представительных (выделено в тексте речи — Д. С.) учреждений путем обличения незакономерных поступков властей как относительно превышения власти, так и бездействия оной».

Между тем, даже те правые, которые в целом соглашались с необходимостью существования в России представительных учреждений, тем не менее, требовали дальнейшего ужесточения избирательного закона. Как пишет в этой связи С. В. Лебедев, «даже и те черносотенцы, что поддерживали Столыпина, старались еще более изменить избирательный закон 3 июня 1907 г., чтобы еще более урезать представительство инородцев и дать большие льготы дворянству».

Отметим здесь, что опасения некоторых правых, в частности, К. Н. Пасхалова, в связи с тем, что наличие представительных учреждений со временем приведет к разрушению самого принципа самодержавия, во многом оказались справедливыми, если не сказать, пророческими. Уже после гибели Столыпина, в ходе работы IV Государственной Думы, оказалось, что значительная часть этого органа власти, объединившись в так называемый «Прогрессивный блок», в условиях Первой мировой войны перешла в жесткую оппозицию царской власти, способствовала разрушению монархии.

Помимо аграрной реформы и изменения избирательного закона, П. А. Столыпин на посту премьера проводил и другие важные реформы. Глава правительства, считавший рабочий вопрос немаловажным, много раз выступал в III Думе, обосновывая необходимость обсуждения и