Книга Из жизни патологоанатома - Аркадий Абрикосов

Цена дружбы

Моя работа или, если хотите, моя специальность, послужила причиной ссоры с моим лучшим другом, с которым мы познакомились в день сдачи первого вступительного экзамена в нашу альма-матер (помню, что это была химия).

Мой первый, главный и самый строгий редактор, прочитав черновой вариант моей рукописи, сказала, что причиной ссоры послужила не работа, а моя принципиальность и беспринципность моего друга. И настояла на том, чтобы я внес ее замечание в «протокол» – в свои записки.

Итак, о дружбе. Мы оба поступили и оказались в одной группе. Подружились почти сразу, уж очень много было у нас общего, начиная с музыкальных вкусов и заканчивая тем, что оба болели за «Спартак». Кстати, в последнее время я как-то от футбола отошел, азарт пропал, наверное, это возрастное. Виталий (буду называть его так, хотя на самом деле его зовут иначе) чуть ли не с детского сада мечтал быть хирургом и никем больше. Другие профессии его не привлекали. После получения диплома мы поступили в разные ординатуры, но связь поддерживали, а после вышло так, что мы оказались в одной больнице. Никто никого сюда за руку не приводил, совершенно случайно так вышло.

Четыре года мы работали в одной больнице и продолжали дружить. Возможно, что дружили бы и по сей день, если бы не произошел один случай.

Наш заведующий был в отпуске, заменявший его врач ушел на собрание заведующих в административный корпус, так что из врачей в нашем отделении был только я. Вдруг в ординаторскую врывается сильно взволнованная женщина и начинает что-то бессвязно кричать. Я не могу понять, что ей надо, она волнуется еще сильнее, дело заканчивается рыданиями и только минут через двадцать, когда она выплакалась и выпила воды, я начал понимать, в чем дело. Ее отца оперировали в нашей больнице по поводу кишечной непроходимости – опухоль закрыла просвет кишки. Операция вроде бы прошла удачно, но на следующий день пациент умер. Дочь хотела забрать тело отца без вскрытия и переживала, что ей могут этого не разрешить. Я объяснил, что разрешить забрать тело без вскрытия может только главный врач. Но к нему прямо сейчас идти не нужно, потому что у него идет совещание, которое закончится через полчаса. Посидите пока на диванчике в коридоре. В коридоре она сидеть не захотела. Все-таки же это морг, неуютно как-то, даже страшно. Я разрешил ей подождать в нашей ординаторской. В моей компании она чувствовала себя увереннее.

Сам собой у нас зашел разговор об операции, которую делали ее отцу. Ну а о чем еще мы могли разговаривать? Не о погоде же. Она рассказала мне про обстоятельства отцовской болезни, про то, какие надежды они связывали с операцией, но вот же – не повезло… Я почувствовал, что у нее есть определенные сомнения по поводу операции. Впрямую она об этом не говорила, но намеками, вскользь выражала недоверие к врачам. Странно как-то получалось – с одной стороны, она сомневается, правильно ли все сделали хирурги (а когда человек умирает на следующий после операции день, такие сомнения правомерны), а с другой – хочет забрать тело без вскрытия. Бывает, правда, когда люди хотят избежать вскрытия по религиозным мотивам, но моя собеседница не производила впечатления набожной. Дело было летом, я видел, что на шее у нее нет крестика, но зато на плече имелась готическая татуировка – что-то такое инфернальное со змеей. Да и одета она была во все такое – очень короткое и сильно обтягивающее.

Я задал прямой вопрос: «а почему вы хотите избежать вскрытия, если сомневаетесь в правильности действий хирургов?» Наоборот, в таких случаях обязательно надо делать вскрытие, чтобы не оставалось никаких вопросов. Очень важно, чтобы вопросов не оставалось. Я знаю случаи, когда люди забирали тело своего умершего родственника без вскрытия, хоронили его, а затем вдруг начинали писать жалобы на врачей, причем такие жалобы, что приходилось эксгумировать тело для исследования. Зачем так все усложнять? Лучше уж выяснить все сразу.

– Хирурги отговорили меня от проведения вскрытия, – ответила моя собеседница. – Они сказали, что там и так все ясно – организм, ослабленный онкологией, не перенес операции. Диагноз сомнений не вызывает, они только позавчера во время операции видели все своими глазами, так зачем же делать вскрытие. Тем более что сейчас в период отпусков в морге мало врачей и нагрузка у них большая.

Какая трогательная забота о коллегах! Это был сарказм, обусловленный вот чем. Дело в том, что согласно общепринятым правилам, нормам медицинской этики, лечащий врач никогда не должен отговаривать родственников умершего пациента от проведения вскрытия. Наоборот, он должен всячески объяснять необходимость и пользу посмертного исследования тела. Если же врач отговаривает от вскрытия, то это очень тревожный сигнал. Это означает, что он хочет что-то скрыть. Почему это он не хочет, чтобы вскрытие состоялось? Явно ему есть, что скрывать! Ну а если уж хирург, пациент которого умер спустя сутки после операции, уговаривает забрать тело без вскрытия, то в этом случае вскрытие нужно провести обязательно.

Я не стал спрашивать, кто именно из хирургов рекомендовал отказаться от вскрытия, а просто объяснил, что в данной ситуации его непременно нужно произвести. Мало ли что там видели хирурги во время операции? Операция – это одно, а полное исследование тела – совсем другое. Женщина согласилась с моими доводами. Она не пошла к главному врачу, а отправилась в хирургическое отделение и устроила там скандал. Такой вот человек – заводится с пол-оборота и обязательно на кого-то свои эмоции должна выплеснуть. Я не говорил ей о том, что лечащим (или оперировавшим) врачам нельзя отговаривать родственников умершего пациента от проведения вскрытия и уж тем более не давал подробных комментариев на эту тему. Но она сама связала одно с другим и обвинила хирургов в том, что они пытаются скрыть свои грехи. Заодно и похвалила патологоанатома, который «открыл ей глаза».

Одним из двух врачей, оперировавших отца этой женщины, был мой друг Виталий. После скандала в хирургии он явился в наше отделение и набросился на меня с обвинениями. Я, дескать, настраиваю родственников против своих коллег. Я не думаю о репутации родной больницы. Мне плевать на нашу дружбу и все такое.

Я попытался объяснить ему, что никого не настраивал против коллег, а просто посоветовал сделать вскрытие, потому что видел, что у дочери пациента имелись какие-то сомнения. Больше я ничего на эту тему дочери пациента не сказал, а вот Виталию сказал. Сказал, что не надо валить с больной головы на здоровую и делать меня виноватым без вины. Он мне в ответ заявил, что раз уж я настоял на вскрытии (так и сказал – «ты настоял»), то должен сам его произвести и «не выносить при этом сора из избы». Перевожу для тех, кто не понял: «если увидишь последствия хирургической ошибки, то не отражай их в протоколе». Меня такое наглое требование (а пусть даже и исходящее от друга) вывело из себя. Я в резкой форме отказал. Мы поссорились. Виталий распустил по больнице слух о том, какой я нехороший, «подставляю» коллег, «предаю друзей» и т. д. С учетом всего произошедшего я попросил исполняющего обязанности заведующего отделением сделать это вскрытие. Если уж возникает какой-то конфликт, тем более – с коллегами, то лучше, как у нас говорят, «передать нож другому». Но вышло так, что вскрытие проводили в патологоанатомическом отделении другой больницы. После скандала в отделении дочь пациента позвонила на горячую линию департамента здравоохранения, наговорила всякого, и там решили, что будет лучше сделать вскрытие «на нейтральной территории». Правильное решение, я с ним был полностью согласен.