Книга Временная мама - Ольга Алёшкина

Оказалось, кроме Нинки у неведомого Брызгалова ещё увлечения были – рисование. И не просто он увлекался, а профессией своей сделал. Подружка решила, что подарить в дом Федорова настоящую картину круто.

— Ты не думай, он не один из тех что в парках шаржи малюют, у него даже выставка в городе была. Да и в Европе пару картин в общих участвовали.

— Тогда мне его работы не по карману, — забеспокоилась я.

— Не боись, не уж-то я позволю ему три шкуры с тебя содрать.

На вид Брызгалов оказался типичным творцом: бородка, длинные волосы, встретил он нас тепло, радостно даже, я бы сказала. Квартиру он занимал на первом этаже, в доме «Сталинской» застройки, с высоким потолками и потрескавшейся штукатуркой в подъезде. Нинка представила меня, как потенциального покупателя, а бывший одноклассник пошутил на тему большой и неразделенной и пригласил нас внутрь. Большая комната, наверняка из двух смежных когда-то состояла, полупустая, а вкупе с высокими потолками смотрелась просто огромной. Стены завешаны гирляндами, мигающими, с новогодних праздников не убранными. В углу зеленоватым светом горела надпись – марка популярного пива. Хозяин включил верхнее освещение, залив комнату ярким светом, это оказался холодильник. Такие в барах стоят, для охлаждения напитков, и надпись у него прямо «во лбу» горела. Художник проследил за моим взглядом, я удивленно пялилась на это чудо техники, совсем для дома не предназначенное, подошел к нему и, распахнув дверцу, предложил нам напитки.

— Никак не успокоишься? — поинтересовалась Нинка и ко мне повернулась: — Вадичка всё напоить меня жаждет. В надежде, что посговорчивее стану и прыгну-таки к нему в койку.

Я смутилась и замерла пнем, толком не прореагировав на подобную откровенность. Однако, Брызгалов сконфуженным ничуть не выглядел, издал смешок, запрокинув голову, и фыркнул:

— Окстись, ведьма, минералку дуй, кто мешает.

А потом и вовсе повел себя неожиданно: притянул Нинку за уши, смачно чмокнул в губы и пропел: «Обожаю». Нинка шутливо двинула ему кулаком под дых, он повращал глазами, изобразив как ему «больно», а я кашлянула в кулак, напоминая о себе, пусть без меня дурачатся.

— Вадик, ты нам работы свои покажи, — опомнилась Нинка и добавила: — Из бюджетных. Мы бабками не особо располагаем, а к прекрасному приобщиться жуть, как хочется.

Вадим только головой покачал на это. Впрочем, несколько картин предложил, из раннего творчества, пояснив, что с ними готов за сущие копейки проститься. Я присмотрела симпатичный пейзаж: темная гладь озера, закат, на далеком противоположном берегу город зажигался огнями. Место узнаваемо, туда и школьники с походами наведываются и молодежь отдохнуть на бережок едет, а запечатленная городская окраина «Зеленый остров» у нас звалась. «Сущими копейками» оказались семьсот баксов.

— Ты в своем уме?! — возмутилась Нинка, глядя на приятеля. Тот заржал и смилостивился:

— Ладно, за четыреста забирай. Но только ради нашей пылкой дружбы.

— Вадик! Ты смеешься что ли? Откуда у нас такие деньги?

Что ответил Вадик я уже не слушала, потому что увидела её. Уютный двор, замерший из века прошлого, и безродный пес под кустом сирени. Пес выглядел как живой: ещё минуту назад лежал, скучая, а теперь нахохлился, замер в стойке, заслышав шаги или что-то более подозрительное. И если поза его решительна, готов отпор дать в любую секунду, то глаза выдавали – добряк, пошумит только.

— А эта сколько? — отвлекла их от дружеской перепалки. Брызгалов повернулся.

— Эта?.. — почесал он затылок, а потом рукой махнул: — Эту так забирай. Соседке по молодости презентовать хотел, её пес, а она участковому на меня настучала. Теперь уже ни пса, ни старушки.

Раму мы заменили, старая выглядела не солидно, деньги Брызгалов, как бы я не настаивала, взял только за раму в итоге. Нинка поцеловала его на прощание и пообещала в скором времени заглянуть с инструментом, «подравнять его лохмы».

И вот теперь, стоя с торца ресторана, я отчаянно трусила – слишком уж габаритный подарок получился. Сверток, в нарядной бумаге, невольно внимание привлекает. Нужно было купить галстук и не выделываться. Ветер трепал мои волосы, а никак не решалась войти. Но производители закрепляющего лака уверяли: локоны выдержат любую непогоду, поэтому за них я особо не беспокоилась.

 «А подарок ли тебя беспокоит?» — спрашиваю себя. Кажется, я волнуюсь. А ещё немного… боюсь. Боюсь быть представленной его кругу, боюсь не войти в него, в этот круг.

Зазвонивший телефон заставил вздрогнуть, не отвечая — руки заняты — засеменила к главному входу. Я и не глядя знала кто звонит – Федоров.

Подарок пришлось вручить сразу. Отделенный от общего зала замысловатыми перегородками кабинет, куда я вошла за провожавшей меня улыбчивой хостес, оказался просторным и светлым. Всё внимание на меня сразу. А у меня картина эта огромная. Федоров шагнул ко мне – обнять, а она между нами. Вручила.

— Поздравляю, — пискнула. Он её одному из гостей за спиной передал и меня к себе прижал. Рукой  талию крепко обхватил, кончик его носа по щеке скользнул, теплом обдавая. «Потрясно выглядишь», — шепнул на ухо и отпрянул, терпкий одеколон ноздри пощекотал. Затем в ладоши хлопнул, внимание всеобщее привлекая, хотя нужды в этом не было, все и так на нас пялились.

— Так, други мои, знакомимся. Это моя Лиза.

Федоров остальных по очереди представляет, мне бы запоминать, а я стою дура-дурой и думаю: «Моя… он сказал – моя». Отчего я о нем по фамилии думаю, отчего не Максим? Сама держу эту дистанцию, сама к себе не приближаю. Может, пора уже?

Пожалуй. Не самый плохой день для близости, кстати, и знакомы мы уже больше двух месяцев. В общем, если у этого вечера будет продолжение…

— Это Дмитрий, мой старинный приятель, — вернул меня в действительность Федоров. Представленный помахал мне, я улыбнулась в ответ, а Макс указал на его спутницу: — А это Ирочка, толщина её каблуков распространяется не только на мужа, но и всех его друзей.

Ирина демонстративно закатила глаза, оценивая шутку, и фыркнула:

— Федоров! Если бы не я, ты бы уже пятнадцать раз женился и столько же развелся, трезвея на утро.

«Мило она его подставляет», — подумала я, Макс лишь хохотнул в ответ. Только этих двоих я и запомнила, с остальными постепенно разберусь. Оставались ещё две пары и одинокий мужчина, имена которых я упустила. Мы расселись, меня Федоров по левую руку от себя усадил, сам во главе стола, справа от него два кресла пустуют. Выходит, не все подошли, осматриваясь, сообразила я. А ещё подумала: он даже не взглянул. Не поинтересовался, что это за сверток такой огромный я ему принесла. Безымянный гость картину на пустующий столик в углу определил, к стене наклонив, там уже цветы в вазе стояли – розы черные — и коробка подарочная. Может и к лучшему, что после, один посмотрит. И что вручила сразу – хорошо, не знаю, как у них принято, но «толкать речь» мне бы не хотелось. А так… вроде и поздравила уже, пусть и скомкано.