Книга Отряд - Крейг Дэвидсон

«Успокойся, – отругал он себя. – Ну и что с того, что один из этих придурков съел припасы. Дня через два ты будешь сидеть на кухне перед огромной тарелкой спагетти, верно? Подальше от этого острова. Подальше от…»

От мертвеца. Который, по правде говоря, напугал Эфраима больше, чем что-либо в жизни. Увидев неподвижного человека с торчащими под странными углами конечностями, с покрытой коричневой слизью грудью – то, что тот умер измазанный грязью, было хуже всего, – Эфраим едва сдержал пронзительный вопль, который грозил сорваться с губ.

Он никогда раньше не видел мертвецов. Разве что как-то по пути из школы увидел, как рабочего с электростанции ударом тока отбросило от столба. Парень стоял в подъемной люльке на высоте тридцати футов. Наверное, в трансформаторе скакнуло напряжение. Эфраим помнил, как лицо и тело парня вспыхнули, будто бенгальский огонь Четвертого июля. Вспышка была настолько яркой, что негативом отпечаталась в глазах Эфраима и держалась еще целую минуту.

Рабочий ракетой вылетел из люльки, словно у него в ботинках был динамит. И рухнул на молодое деревце. Гибкий ствол согнулся под его весом, а потом с мягким хрустом треснул. Когда подбежал Эфраим, парень уже встал и обалдело ходил кругами. Электричество расплавило подошвы его ботинок, резина растеклась черным желе. Эфраиму было больно дышать: рассеивающееся электричество оставляло тягучий кислый привкус во рту. Дым струился прямо сквозь грубую оранжевую ткань комбинезона рабочего, поднимался над плечами призрачными крыльями.

– О боже, о боже, – все повторял и повторял парень и, запинаясь, семенил на одеревенелых ногах, будто шел по раскаленным углям. – О боже, о боже, о боже, о боже, о боже…

Плоть у него на лбу оплавилась. Электричество каким-то образом ослабило кожу, но не разорвало. Гравитация тянула ее вниз, та свернулась по краю лба, точно складки бархатного занавеса или отодвинутая в сторону пленка на подливке. А вместе с кожей сползли и волосы. Теперь они как будто росли с середины лба. Парень, похоже, этого не осознавал. Он все подскакивал и повторял: «О боже, о боже…»

Бесстрастным от ужаса взглядом Эфраим различал мельчайшие детали. Например, что шевелюра рабочего расплавилась и обуглилась, точно щетина на расческе, которую поднесли слишком близко к открытому огню. Или что кожа на его макушке – теперь лысая и жутко обтянувшая череп – пронизана тонкими голубыми жилками, похожими на вены на голове новорожденного.

Эфраим подбежал к грузовику и забормотал в рацию. Когда появились парамедики, он все еще просил о помощи.

До прошлой ночи это была самая близкая встреча со смертью. А здешний мертвец («Кто он, черт возьми, такой?») оказался куда хуже, потому что с ним было покончено навсегда. Он не мог просто пересадить кожу и волосы, как это сделал бы тот рабочий. Мертвеца ждала лишь одинокая яма в земле.

Теперь еще и скаут-мастер серьезно заболел. Может быть, тем же, что и покойник?

А они заперли Тима в дурацком шкафу. Это казалось Эфраиму не таким уж и правильным – самого его просто занесло, вот и все. Да и Кент теперь выглядел так, словно ночью на него напали летучие мыши-вампиры, высосали галлон крови, и очень скоро…

Он глубоко вздохнул. Сдерживайся. Забей.

10… 9… 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… 1…

«Ты сердишься, Иф? – почудился ему голос матери. – Или боишься?»

Эфраим понял, что грань между этими эмоциями была не толще лезвия бритвы. Одно легко перетекало в другое.

Берегись гнева.

А страха? Тоже берегись?

«Слегка бояться полезно, сынок, особенно в твоем возрасте, – услышал он мать. – Страх делает тебя честным. Страх помогает оставаться в безопасности».

Эфраим затушил сигарету, вырыл в земле неглубокую ямку. «Могилка для гвоздя в мой гроб», – невесело подумал он и закопал окурок. К костру Эфраим возвращался, погруженный в свои мысли.

* * *

Из показаний, данных под присягой Натаном Эриксоном Федеральному Следственному комитету в связи с событиями, происходившими на острове Фальстаф, Остров Принца Эдуарда:

В.: Доктор Эриксон, опишите, пожалуйста, вашу дискуссию с доктором Эджертоном относительно выбора испытуемого.

О.: Я бы вообще не называл это дискуссией. Эджертон рассказал о том, что собирался сделать, а я, если желал, мог поехать с ним за компанию.

В.: И вы согласились?

О.: Семь бед… А еще я думал… что, может быть, смогу как-то помочь. Удержать ситуацию под контролем.

В.: Вы могли бы удержать ситуацию под контролем, сообщив в полицию.

О.: Мог бы.

В.: Но не сделали этого. Почему?

О.: Трудно описать словами. Это теперь, когда оглядываешься назад, все выглядит просто. Люди, вроде Эджертона, одержимы. С подобными людьми понятия о добре ужасным образом съеживаются, становятся не относящимися к делу. Для подобных людей имеют значение лишь ответы. Прогресс. Открытые двери. А если их не получается открыть, просто пинайте, пока не поддадутся. Полагаю, меня тоже затянуло.

В.: Расскажите, как доктор Эджертон нашел Тома Пэджетта, своего первого подопытного.

О.: Все было не так трудно, как можно подумать. Просто удивительно, сколько людей находятся в положении настолько тяжелом, что готовы принять любое брошенное им предложение. Эджертон ходил по барам. Не по университетским барам, где пили розовощекие детишки со светлым будущим, а по злачным местам на окраинах. Он… Наверное, самое подходящее слово «вылавливал». Закидывал приманку и ждал поклевки.

В.: Он рассказал Пэджетту о своем плане?

О.: Не сразу. Он делал это постепенно. Я не знаю, о чем конкретно они говорили. Вам придется спросить Эджертона.

В.: От доктора Эджертона нелегко получить прямой ответ.

О.: Эджертон просто привез Пэджетта как-то ночью. От парня пахло так, словно он мариновался в бочке с виски. Эджертон сдержанно и рассудительно все ему объяснил. Что мы сделаем ему укол и разместим в палате. Будем следить. Если ситуация выйдет из-под контроля, вызовем врача – и не важно, что ни у одного врача на земле не было лекарства от того, что Эджертон собирался в парня засунуть. Эджертон протянул ему толстый конверт. Не знаю, сколько там было наличных. Думаю, достаточно.

* * *

20

ХОЛОДИЛЬНИК НАШЕЛСЯ в двухстах ярдах дальше по берегу. Было непохоже, что туда его приволокли – ни следов в грязи, ни вытоптанных сорняков. Как будто его подняли и перенесли на новое место. А потом опрокинули в пурпурно-розовые заросли кустарника.

Но еду так свирепо распотрошили, что в голову невольно приходила мысль о животном. Упаковки сосисок были разорваны. Ошметки розового мяса на дне холодильника облепили сонные октябрьские мухи. Кругом разноцветными драгоценными камешками были разбросаны драже «M&Ms».