Книга В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из горла вырывается крик. Я бегу к ней, поскальзываюсь на прелых листьях и грязи. Она поднимает голову, а я падаю на колени и притягиваю ее в объятия. Все тело сотрясается от судорожных гортанных всхлипов.
Она отодвигается и всматривается мне в лицо.
– Я тебя знаю.
Ее голос не такой, как я помню: пустой, безжизненный. Глаза тоже. Волосы, некогда светлые и блестящие, превратились в грязные спутанные космы. Одета она в лохмотья.
– Я Оуэн, мама. – Я ласково беру ее за плечи, так как боюсь, что она сломается даже от легкого прикосновения. – Я заберу тебя домой, к папе и Авеле. Авела так выросла! Ты будешь гордиться ею.
Я мысленно заклинаю ее вспомнить, но мамины глаза пусты. Она недоуменно моргает.
– Оуэн, – с мольбой произношу я. – Я Оуэн, а ты Эйра, жена Калона Меррика. Ты играешь на виолончели, любишь копаться в огороде, и у тебя самый мелодичный голос на свете. Пожалуйста, мама, вспомни.
Она грубо хватается за голову, на ее лице четко написана боль.
– Я помню, что не всегда была такой. Когда-то я была кем-то еще, кроме как ее рабыней. У меня была свобода воли. Но затем она лишила меня всего, кроме сердца, и оно бьется только ради нее.
– Пожалуйста, пожалуйста. – По моему лицу ручьем льются слезы. – Твои любимые цветы – ирисы. Ты всегда говорила, что влюбилась в отца, потому что он витал в облаках, а ты была приземленной, и вместе из вас вышел горизонт. Мама, умоляю тебя…
Мои пятки глубоко зарываются в землю. От холодного дождя тело промерзает до костей.
– Звезды упали, – медленно произносит она. – Они падали, падали, а теперь небо изменилось. Время Гвиден пришло. Скоро всему придет конец. – Внезапно ее взгляд сосредотачивается на мне, и я вижу намек на то, какой она была раньше. Мама шепчет: – Я защищала тебя столько, сколько могла. Гвиден забрала мою душу, привязала меня к себе, к этому дереву. Приказала присматривать за душами в нем. Оно набито ими до отказа, но ему всегда мало. Я беру кровь из его тела, создаю сферы для ее дочерей. Кровь, чтобы привлечь души, души. – Она хватает меня за плечи с необычайной силой для такого хрупкого тела. – Я связана с деревом и могу использовать его силу. Я воспользовалась ею, чтобы вспомнить, а когда это перестало работать, защитила души, которые когда-то были мне дороги.
На меня снисходит озарение.
– Это ты защитила меня на железнодорожных путях, когда отец пошел на мои поиски. Ты не дала ему зайти в лес, когда Серена спасла нас с Авелой.
– Я наблюдала за вами, – шепчет она. – Но теперь все кончено. Звезды изменились. Она поглотит весь мир. Останови ее, если можешь. И помни меня.
– Я пришел, чтобы спасти тебя, – выдавливаю я.
Ее глаза снова становятся безжизненными, и она садится на корточки.
– Я последовала в лес за древесной сиреной, – напевает мама, будто рассказывает детский стишок. – Сиреной с фиалками в волосах.
– Нет…
– Фиалки, фиалки, фиалки!
Ко мне подкрадывается оцепенение и поглощает меня с головой.
– Она сказала, что у меня сильная душа, и привела к своей матери. Ее мать украла мою душу, душу, душу и привязала к дереву.
Во мне пробуждается ярость – монстр, которого невозможно контролировать.
– Мама…
– Она украла мою душу, но сердце забрать не смогла. Теперь все кончено. Тебе больше не нужна моя защита. – Ее лицо меняется, в глазах снова загорается искра узнавания. Она поднимает руку и поглаживает щетину на моей щеке. – Когда мой мальчик успел стать мужчиной?
Я давлюсь слезами.
– Я рада, что увидела тебя напоследок.
– Я спасу тебя.
Ее лицо искажается от боли.
– Меня уже не спасти. Но кое-что я еще могу для тебя сделать.
– Мама…
Она прижимает ладони к моей груди, и я ахаю от вспышки боли, что свирепо вонзается в самую душу. Она пульсирует один раз, два, а затем исчезает. Я изумленно смотрю на маму.
– Что это было?!
– Последняя капля силы, чтобы защитить тебя от нее. Она никогда не заберет твою душу, как мою. – Мама целует меня в висок и вновь садится на корточки. – Моя душа ушла навеки, но сердце ей не принадлежит.
Внезапно она начинает царапать себе грудь, кричит от боли, когда ногти пронзают кожу и входят глубже. Перед глазами все алеет от крови.
– Мое сердце принадлежит тебе, – раздается будто издалека ее тоненький голос. – Авеле. Калону. Скажи ему… Оуэн, скажи ему, что я всегда буду гореть в его небе. Прощай, мой храбрый мальчик. Я всегда буду любить тебя.
Она издает пронзительный, нечеловеческий крик, а затем в пелене крови и дождя я вижу, что она сделала.
Мама вырвала собственное сердце. Оно лежит в ее руках, пока тело замирает на лесной подстилке.
Из горла рвется звериный рык. Я не понимаю. Она не могла умереть, не таким образом! Она не может лежать передо мной мертвая, с собственным сердцем в руках.
И все же…
Ее сердце обращается пеплом прямо у меня на глазах. Дождь смывает его вместе с кровью и грязью, пока я держу маму за руку.
Я чувствую себя чужаком в собственном теле. Слышу плач и крики, но едва осознаю, что издаю их сам.
Она не должна была умереть подобным образом. Не здесь. Она не должна была…
– Оуэн, отойди.
Меня берут под мышки узловатые пальцы, чьи-то руки поднимают на ноги. Я борюсь, сопротивляюсь, но их хватка не ослабевает.
Мамино тело тоже превращается в пепел.
Она полностью исчезла, ливень закопал ее под землю.
– Оуэн, пойдем.
Меня оттаскивают от берега реки и бессердечного дерева. Спустя какое-то время я перестаю сопротивляться, все силы покидают меня, и я чувствую себя совершенно пустым.
Тогда меня отпускают. Я падаю на землю, как сломанная игрушка.
И поднимаю взгляд на Серену.
Я последовала в лес за древесной сиреной.
Сиреной с фиалками в волосах.
Я набрасываюсь на нее.
Я ловлю Оуэна за запястье.
Удерживаю его на расстоянии.
Он воет в дождливой ночи.
Извивается в моей хватке.
– ОТПУСТИ МЕНЯ!
Я отпускаю,
и он падает
в грязь.
Холодный дождь льет как из ведра. Лес впитывает его, корни закапываются глубже во влажную почву.