Книга Тайна пансионата «Уют» - Владимир Колабухин

— Нет, — протянул Профессор. — Мне интересно, что он здесь вынюхивал. Приведи-ка сюда.

Бес опять кивнул, вышел из комнаты.

— Ты думаешь, этот журналист для нас опасен? — спросил Шеф. — Может, просто влюблённый дурак, вот и примчался за Натальей.

— Когда он успел влюбиться? — Профессор потянулся за своим бокалом. — Не было у Натальи никого, я знаю.

— Тогда зачем он здесь?

— А ты и не понял? Он коллега тех газетных писак, которых нам пришлось убрать накануне. Видно, почуял неладное, вот и рыщет…

— Что же делать? По-моему, Бес прав — надо избавиться от парня! Так же тихо и чинно.

Профессор, не торопясь, пригубил вино.

— Ещё один труп?.. Это перебор — тишины не получится. В угрозыске не глупцы сидят… Попытаюсь сам поговорить с парнем, так вернее.

Шеф задумчиво склонил набок голову, нервно почесал за ухом.

— Главное, надо узнать — зачем он к нам пожаловал и имеет ли связь с ментами.

— Понятное дело! — усмехнулся Профессор. — Это мы узнаем. А пока оставь меня наедине с ним.

— Возьми хотя бы Беса за компанию. Для надёжности.

Профессор снисходительно усмехнулся.

— Сам справлюсь, Жоржик.

Шеф разом осушил бокал, коротко буркнул:

— Ну что ж… Под твою ответственность!

Круто развернувшись, он пошёл к двери и на пороге чуть не столкнулся с Глазуновым. Посторонился, оглядел его с головы до ног, зло бросил Бесу:

— Развяжи мужика и топай за мной.

Бес недоумённо вскинул брови, но всё же поспешил выполнить приказ — ножом перерезал на запястьях пленника жёсткие путы, затем плотно прикрыл за собой дверь.

Глазунов с облегчением вывернул из-за спины затёкшие руки, потёр их и сразу почувствовал, как будто тысячи мелких иголок впились в онемевшие ладони.

— Проходите, молодой человек, садитесь.

Глухой, хрипловатый голос, неожиданно ворвавшийся в уши, заставил Глазунова насторожиться. Он сразу увидел, что в углу большой продолговатой комнаты, в глубоком мягком кресле перед шахматным столиком сидит прилично одетый, чем-то знакомый ему человек. Верхний свет в комнате был отключён, лишь переливалось огнём хрустальное бра на стене справа от столика.

Глазунов прошёлся по ворсистому ковру, покрывавшему пол, опустился в кресло напротив этого человека и увидел его большие умные глаза за стёклами очков в модной оправе, крупный нос, чёрную аккуратно подстриженную клинышком бородку… В первое мгновение он не поверил своим глазам: Верховский Вячеслав Андреевич, заведующий кафедрой химико-технологического института!..

Глазунов невесело покачал головой…

— Что, узнали? — усмехнулся Верховский. — Ну и как — нашли Наташу?

— Конечно, человек не иголка.

Верховский с любопытством посмотрел на него.

— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, — улыбнулся он.

Глазунов насторожился.

— Надеюсь, вы понимаете, что совершенно не случайно так обошлись здесь с вами. У нас не любят, когда чужие люди суют нос, куда не следует, — всё так же мягко продолжал Верховский. — Так что давайте обо всём откровенно… О чём вы говорили с Любимовой?

— С кем? — удивился Глазунов.

— Я веду речь о Наташе… И вот вы нашли её. О чём говорили?

— Вообще-то, ни о чём.

— Не крутите, молодой человек! — угрожающе понизил голос Верховский. — Не пытайтесь оправдывать девчонку. Подумайте о себе. Ведь от нас вам просто так не уйти.

Глазунов и сам не обманывался в этом.

— Да! Потолковали о многом.

— И обо мне?

— В том числе…

— Что же она рассказала?

— Всё, чтобы считать вас преступником.

— Ну вот… — расслабился Верховский. — Спасибо за откровенность. А в чём обвиняете?

Глазунов почувствовал, как от гнева всё закипает в его груди.

— У меня недавно погибли друзья…

— Да, знаю. И вы, конечно, не поверили в случайность такой потери?

— Не поверил.

— Связали её с теми автогонками, которые устроили для вас наши парни, и с тем, что обо мне рассказала Наталья?

Глазунов помедлил с ответом, понял, что является для Верховского главным. Но и ваньку валять перед таким зубром было бы, как он понял, пустым делом. Поэтому ответил коротко и откровенно:

— Да.

— Похвально, похвально. Отдаю должное вашей сообразительности. Милиция тоже так считает?

Вопрос застал Глазунова врасплох. Он снова замешкался. Хитёр противник! Как мастерски ведёт допрос… Вот здесь уже нельзя раскрывать перед ним все карты, давать фору, чтобы тот успел предпринять контрмеры. Корнеев вроде бы зацепился за клички похитителей Наташи. На него теперь вся надежда.

И Глазунов как бы удивлённо переспросил:

— Милиция? — помолчал ещё секунду и добавил: — А что милиция? Вы думаете, там все такие умные сидят? Меня даже не потревожили с расспросами.

— И вы не попытались там высказать свои подозрения? — усомнился Верховский.

— Пытался. Но меня не поняли.

— А что конкретно рассказала обо мне Наталья?

— Всё.

— Когда? До того, как вы вступили в контакт с милицией, или после?

— Много позже. Всего полчаса назад, когда ваши молодчики бросили меня к ней в подвал.

— Как?! — Верховский чуть не подскочил в кресле. — Эти кретины…

Он не договорил, взял себя в руки и уже спокойно снова спросил:

— Так что же она вам рассказала?

— Всё, — повторил Глазунов. — Но я не понимаю, как вы, талантливый учёный, решились ввязаться в такое мерзкое дело, как сбыт наркотиков, убийство ни в чём не повинных людей?

— Вы имеете в виду ваших коллег из редакции? Я не убивал.

— Понятно, что не вы, другие, — устало согласился Глазунов. — Но наверняка они действовали с вашей подачи. А наркотики? Или без них мало зарабатывали?

— Мало, — подхватил Верховский. — В том-то и дело, что мало. Видите, что творится в стране? Развал! Полный хаос! Вот вы сказали обо мне — талантливый учёный… А ведь отчего я занялся этим, как вы говорите, грязным делом? Не вкалывать же всю жизнь за нищенскую зарплату! Ну почему я, классный химик, должен получать меньше продавщицы из пивной палатки или заправщицы с бензоколонки? Я хочу получать за свои знания, опыт и работу настоящие деньги, а не гроши.

Кстати, о таланте. И с ним у нас сегодня не разгуляешься. Программы научных изысканий — примитивные, лишь на потребу дня. Приличных лабораторий для научных работ практически нет, соответствующего оборудования — тоже. Нищета — она и есть нищета!